Во времена фараонов
Шрифт:
Одежда этой эпохи была первобытной. Мужчины и женщины опоясывали бедра шнурком, главным назначением которого было, как у ожерелий и браслетов, предохранять тело от несчастных случаев. Даже у египтян пояс составлял иногда всю одежду. Если привязать к поясу или ожерелью звериную шкуру, получается свободный плащ; в классическую эпоху шкура пантеры оставалась характерной одеждой некоторых жрецов. Прибавьте вуаль для женщин, а может быть, и для мужчин, как в наши дни у туарегов; иногда легкий набедренник со звериным хвостом сзади.
Эти свободные одежды требовали застежек и булавок; их делали из кости, простой и слоновой, и из кремня, а иногда, как предмет исключительной редкости, в могилах находят медные булавки, которыми скреплялась циновка или звериная кожа, обернутая вокруг трупа. Достоверно, что, за исключением этих мелких вещиц, должно быть, заграничного ввоза употребление металла было неизвестно египтянам неолитической эпохи.
Кремень и твердый камень, как и в палеолитическую эпоху, были единственным материалом для изготовления оружия и утвари; но обработка его достигала
Эти образцовые вещи еще превзойдены кремневыми браслетами, найденными в Абидосе и Эль-Амре. Представьте себе каменные обручи, столь же совершенной формы и столь же тонкие, как металлические кольца; кажется невероятным, чтобы, пользуясь лишь первобытными орудиями, люди неолитической эпохи могли справиться с такими трудностями выполнения. Де Морган предполагает, что рабочий брал сферическое ядро, выравнивал его до тех пор, пока оно не становилось правильным кругом, потом просверливал в середине коническую дыру при помощи заостренного куска дерева и кварцевого песка, который протирал кремень. «Эта коническая дыра была исходной точкой для осколков, каковым путем вытачивали ободок, причем получалось это не ударами, что неизбежно разбило бы вещь, а попеременным нажимом той и другой грани осколка. Это объяснение удовлетворительно, но оно не соответствует, быть может, действительности; однако из него ясно, как много предосторожностей нужно было принимать рабочему, чтобы получился кремневый браслет. Для туземцев эти украшения были, бесспорно, чрезвычайно ценны. Браслеты из кремня означают высшую точку в искусстве раскалывать камень и встречаются только в Египте» [87] .
Оружие и утварь проливают свет на нравы туземцев. Эти кочевники пустыни не были воинственным племенем; по крайней мере, найденные трупы редко носят следы поражений; зато они постоянно заняты борьбой с хищными зверями, охотой и рыбной ловлей. Граффити (начертания), фигуры животных, вырезанные из кремня и слоновой кости, начертанные на аспидных досках, украшающие гребни и булавки, свидетельствуют о встречах людей со львами, пантерами, гиенами, шакалами, газелями, слонами, гиппопотамами и плавающими существами. С другой стороны, земледельческие и полевые орудия – косы, серпы, мотыги, кремневые сошники у плугов – говорят о продолжительных полевых работах, о хижинах из ила и тростника, наполненных вьючным и племенным скотом – быками, степными баранами, ослами, свиньями, овцами и козами, стаями лебедей, уток, голубей. Кочевники, недавно осевшие на плодородной долине Нила, доисторические люди, соединяли с охотой и рыбной ловлей более сложное искусство обработки земли, подверженной прихотям нильского разлива.
Украшения, оружие и фигурки животных, рассеянные по могилам, находятся там не только в качестве дорогих безделушек и привычной обстановки, с которой умершему жалко было расстаться. Эти вещи играют более важную роль: в Египте, как и в других местах, они свидетельствуют о сложившихся уже понятиях и верованиях в загробную жизнь. Первобытный человек тверже, чем кто-либо, верит в переживание того, что мы называем душой; и жизнь эта есть не что иное как повторение земной жизни, конечно, идеализированной, лучшей, чем здешняя, но полной тех же трудов, требующей того же оружия и тех же орудий защиты и труда. И вот в распоряжение мертвого предоставляется его оружие и орудия; домашние животные обеспечивают ему пищу; изображения диких зверей, которые могли бы угрожать умершему, предотвращают опасность: ведь этим путем они подчиняются его воле, лев и гиппопотам отдаются, так сказать, в его руки!
Точно так же сосуды, форма и изготовление которых являются первой ступенью искусства, с тех пор совсем не развивавшегося, заключают в себе жертвенные дары, существенный элемент первой человеческой религии, культа мертвых. В эту эпоху сосуды служили для самых разнообразных жизненных потребностей, из них преимущественно состояла вся обстановка; окруженный своими сосудами умерший почивал, как в собственном доме, в обстановке, необходимой для его удобства. Пища твердая и жидкая, семена, съестные припасы, одежда, иногда сами трупы лежат в сосудах, приспособленных для самого разнообразного применения, а потому и всевозможных форм и размеров.
Тысячами найденные в могилах сосуды из твердого камня совсем поставили ученых в тупик. Как могли выйти из рук человека, снабженного столь первобытными орудиями, эти чаши, тарелки, бокалы, сосуды, легкие и массивные, высеченные из гранита, известняка, мрамора, диорита, обсидиана, хрусталя или алебастра? Материал, который употребляли
Сначала думали, что художники, создавшие эту прекрасную столовую посуду, пользовались усовершенствованными орудиями, по меньшей мере – токарными станками. Тщательное изучение пропорций и рассмотрение осколков, позволявших проследить работу снаружи и внутри сосудов, привело де Моргана к другому взгляду на этот счет: «Если внимательно рассматривать сосуды из горного хрусталя, прозрачность этого материала дает возможность составить себе ясное представление о способах, которыми пользовались рабочие. Чтобы придать наружным частям их окончательную форму, кусок, предназначенный для обработки, вращали между двумя кусками дерева, покрытого кварцевым песком; чтобы выдолбить внутренность, проделывали первую центральную дыру при помощи палки и песка; затем для расширения пустоты ниже горла сосуда рабочий пользовался крупным кварцевым песком, который он вращал внутри сосуда простой деревяшкой. Оба действия производились отдельно, как это доказывает неодинаковая толщина, зависящая от несовпадения обеих осей, внутренней и наружной» [88] .
Много столетий позднее барельефы могил VI династии (напр., Мерерука в Саккара) показывают нам рабочих за их работой: они буравят сосуды таким именно способом. Так путем трения и стачивания получалась из камня эта великолепная посуда. Можно себе представить, какого упорного труда требовала обработка такого хрупкого и твердого вещества, как хрусталь или диорит. Таковы вазы, которые мы видим теперь в Каире, в Лондоне, в музее Гимэ, стоившие, быть может, целой жизни труда.
Рис. 8. Сосуд с человеческим лицом
Формы настолько разнообразны, что нужно было не только неутомимое терпение, но и необыкновенная техническая сноровка. Вот бокал и чаша, очень простые, но совершенные по красоте формы; цилиндрическая ваза, обыкновенно из алебастра, с широкими краями и украшениями в виде шнурка по отверстию, наконец, самые замечательные шарообразные сосуды. А наряду с этими формами, что стали классическими, сколько неожиданных образцов поражающей самобытности! Некоторые сосуды воспроизводят мех, тыкву, гуся, лягушку, собаку, гиппопотама, слона. Один из самых фантастических из коллекции Питри (в University college в Лондоне): «Мы видим две рельефные человеческие головы на ручке сосуда… Рот обозначен резкой горизонтальной чертой, на месте глаз вклеены две жемчужины в выемки в камне» [89] (рис. 8). Невозможно описать страдальческое и вместе с тем дьявольское выражение этого лица, смутно отделяющегося от ручки вазы; взгляд круглых глаз пронизывает, как бурав, гримаса искривленного рта полна беспощадного издевательства. Ваза кажется одержимой; падшая душа рыдает в ней уже столько времени!
Несравнимо больше глиняных сосудов, обработка которых легче, чем сосудов из твердого камня; они попадаются во всех могилах, богатых и бедных, начиная с неолитических времен и до мемфисских династий. Де Морган и Питри, изучая материал, формы и способы изготовления, смогли установить хронологические даты. Если удастся распределить типы керамики по местностям и эпохам, можно будет определить взаимное отношение могил во времени, смотря по типу находящейся в них утвари.
Доисторические глиняные изделия – красного и желтого цвета, гладкие или шероховатые, лишенные украшений или расписанные и разрисованные. Цвет зависит в особенности от сырого материала – осадочного мергеля или нильского ила. Мергель дает при обжигании красную массу; нильский ил принимает окраску желтоватую или красноватую, смотря по температуре обжигания. Кажется, древнейший тип сосудов – из мергеля, это красные сосуды, гладкие и украшенные по верхнему краю широкой полосой черного лака, который получался от примеси красящих веществ (двуокиси марганца из Синая). [90] За ними в хронологическом порядке следуют красные шероховатые сосуды, потом горшки, красные и желтоватые с разнообразными украшениями. [91]
Выбор форм и украшений делает честь воображению и стилю гончаров. Самыми старыми сосудами были чаши, чашки, блюда с отвернутыми или закругленными краями; потом следуют цилиндры, бутылки и амфоры. Дно плоское или остроконечное, если сосуд ставится в песок; ручки появляются довольно поздно; некоторые мастерские, как в Эль-Амре, украшают ручку пониже горла волнообразной полоской, сначала прерывистой, а потом описывающей полный круг. В эпоху расцвета появляются круглые сосуды; иногда два-три сосуда соединены вместе, с внутренним сообщением или без него. Есть еще сосуды с треножником, кувшины, снабженные цедилкой для воды, что еще осталось в употреблении для узкогорлых сосудов Кены. Таковы же, в общем, и формы сосудов из твердого камня. Весьма вероятно, что гончарное искусство предшествовало шлифовке камня; однако украшения некоторых сосудов заимствованы у ваз из твердого камня; это доказывает, что обе художественные отрасли с ранних пор существовали одновременно и развивались параллельно.