Водный мир
Шрифт:
Не думать об этом. Просто не думать.
Теперь мне уже не нужно останавливаться нарочно — я и так постоянно зависаю. Тело сопротивляется длительной и непривычной нагрузке. С каждым метром оно становится все тяжелее, и приходится прикладывать все больше усилий, чтобы впихнуть его еще на ступеньку выше.
Хуже всего то, что у меня нет выбора, кроме как продолжать двигаться. И начало и конец лестницы находятся одинаково далеко. Я зависла по середине без возможности толком отдохнуть или отвлечься. Пожалуй, именно неизбежность пугает меня больше всего. Ощущение, что я в западне. Снаружи холодно, но
Сквозь шум крови в ушах осознаю — я все еще жива. Я все еще на лестнице. Молчу, распластываясь вдоль стены и отдыхая, но Никель чувствует мой ужас и панику. Он поднимается наверх, и останавливается позади. Руки и ноги — по обе стороны от моих, грудь прижимается к спине, загораживая меня от черной пустоты пещеры.
— Чшшш, — шепчет он. — Тихо, тихо. Все хорошо.
А потом, когда я немного успокаиваюсь:
— Смотри. Осталось немного, — и показывает рукой наверх, освещая далекий, но уже вполне различимый свод с очертаниями квадратного люка над лестницей.
Близость Ника и забрезживший выход придают мне сил, и я снова ползу наверх. Но на этот раз он двигается в унисон со мной, поддерживая своим телом, заключая в кольцо из вытянутых рук. Я с удивлением отмечаю, что могу опереться на него — в буквальном смысле прижаться спиной к крепкой широкой груди и немного расслабиться.
Никель снова прикрывает меня собой. Как тогда, в падающем подъемнике. Сносит капризы, терпит неудобства ради моей безопасности, рискует жизнью и здоровьем. Стоит только это осознать, как тело прошибает благодарность вперемешку со счастьем, и одновременно накрывает такой острой тоской, что я даже всхлипываю от наплыва чувств.
Бессмысленно отрицать, глупо не замечать очевидного — я люблю его.
Снова, но не так, как раньше. Раньше я любила сильно, но по-юношески слепо и наивно. Не знала его истинного лица, или знала, но боялась принять. Оттого и ушла, как только начались сложности. Не выдержала разницы между выдуманным образом и реальным. И, конечно, ожидала чересчур многого.
В этот раз мое чувство другое: глубокое, глубже, чем пропасть под ногами, и острое, острее лезвия ножа. Познавшее горечь разочарования и яд расставания. Закаленное болью, насыщенное десятками оттенков страдания, ненависти, возрожденной надежды и воспламеняющейся из пепла страсти.
Мы поднимаемся еще на несколько пролетов, и я даю волю порыву: выгибаюсь и прижимаюсь к нему сильно-сильно. Неровно дыша, запрокидываю голову ему на плечо, и трусь о его тело, слегка ерзая вверх-вниз. По его рукам проходит дрожь, и я с довольным мурчанием отмечаю, что ему также приятна эта близость, как и мне.
Ник в ответ толкает меня и вжимает в лестницу, делая одной рукой захват вокруг перекладины, а второй шаря по моему телу везде, где достает. Я прикасаюсь лицом к перекладине, и жадно вдыхаю ее металлический запах. Теперь он всегда будет ассоциироваться у меня с пронзительным, умопомрачительным влечением и желанием.
Снизу светящейся долиной раскинулся древний город мертвых, с высоты кажущийся лугом, усаженным светлячками. Мы с Ником висим на отвесной стене, почти в полной темноте, обнявшись и прильнув к лестнице, и от смерти нас отделяет всего лишь две пары изрядно ослабших рук и ног. Это самое странное и дурацкое свидание из всех, что у нас было, и, может, оттого-то оно кажется мне лучшим. Самым чувственным и крышесносным. Ненормальным, безумным, волшебным — таким же, как мы сами.
Очень медленно, вдумчиво, Никель приближает лицо ко мне, и коротко, но необыкновенно нежно целует меня в шею. Перед глазами все плывет, руки разжимаются — если бы не подстраховка его телом, я бы точно слетела вниз.
В этот момент я принимаю решение — к черту всех! Тимериуса с его косыми обвиняющими взглядами, требовательного Асти и проницательного Циссу. Пусть катятся куда подальше со своей слежкой, подозрениями и ожиданиями. Ник пригласил меня странницей не из-за способностей, а ради примирения? Это же просто замечательно! Я — ничто без богатого деятельного мужа? Да без разницы.
Я хочу его. Сегодня. Прямо сейчас. Если выберусь отсюда — не стану больше ждать, не буду сомневаться. Сама приду к нему в каюту.
10. Возвышение хамелеона
Мне не хватает искры, чтобы сделать момент поистине фантастическим. Хочу испытать полноценное чтение помимо крох, перепадающих во время мимолетных прикосновений. Я снова тянусь к Нику лицом, желая прикоснуться к его щеке, но он накидывает мне на голову капюшон куртки, изолируя меня плотной тканью. Возмущаюсь, но он уже активно подталкивает меня под попу, вынуждая двигаться вверх. И мне приходится подчиниться. Момент и правда не самый подходящий.
Мы вместе достигаем завершения лестницы, оканчивающейся у небольшого, явно рукотворного бетонного участка в своде пещеры. Прямо над нами круглый люк с запором. Никель дергает его за рукоятку. Один раз, другой. Старый, ржавый, редко используемый замок никак не хочет поддаваться. Я опускаю голову и закрываю глаза, беззвучно молясь Вселенной, чтобы она позволила нам выбраться из подземной западни.
— Так не получится. Нужна помощь, — глухой голос Ника выводит меня из транса. — Отпусти перекладину и возьмись рукой вот здесь. Не бойся, я держу тебя. Так. Теперь жми, сильно.
Я опираюсь рукой о люк и со всей дури давлю на него, вытягиваясь в струну. А-а-а-а-а… Рука отзывается яростной болью, заставляя меня проклинать дурацкое решение пойти в некрополь. Вот зараза! Как же крепко он сидит в пазах!
Никель нажимает на рычаг, рыча от напряжения, и совместными усилиями мы сдвигаем железную створку немного наверх. Вопим от восторга, залезаем на следующую ступень и толкаем еще и еще, пока крышка люка не отходит на достаточное расстояние, чтобы мы смогли пролезть.
ДА!
Никель помогает мне выбраться, затем выбирается сам. Облегчение заполняет душу мощным потоком, и в ней не остается места ни на что другое. Я не понимаю, где мы оказались, не замечаю ничего, кроме розовой пелены кайфа, накрывающего сознание теплой волной, стирающей воспоминания об опасности, заставляя забыть о боли в мышцах и до мозолей натертых ладоней. Лежу рядом с отверстием в полу, в котором все еще зияет черная пустота некрополя, и сгибаюсь от истеричного, блаженного смеха.