Водораздел
Шрифт:
Иро стояла возле Ханнеса, не поднимая глаз от земли.
— А тебе не все равно, — буркнул Хуоти и пошел дальше.
Хуоти не заметил, как перешел через ручеек, протекавший в конце прогона, и вышел на крутой берег мельничной речки. Он спустился к мосту, постоял, посмотрел с моста в воду, где виднелись коряги, а потом, не разбирая дороги, прямо по лесу побрел по направлению к дороге, что вела на погост. Что же он сделал Иро такое, что она рассердилась на него? Даже не взглянула… Из-за чего она так обиделась? Почему-то чуть не заплакала и закрылась одеялом. Почему? Наверное, целый час Хуоти бродил по лесу, ломая над этим голову. Почки на березах уже распустились, молодые елочки за год выросли на целый вершок, под ногами пружинил мягкий мох, белел ягель, зеленел брусничник, местами виднелись подснежники, щебетали птички, сновавшие вокруг своих гнезд, издали доносилось кукование кукушки. Ярко светило солнце. Вся природа благоухала по-весеннему. Только сердце Хуоти не знало покоя. Где-то совсем рядом журчала мельничная речка. На берегу ее высилась огромная ель, на верхушке которой чернело что-то круглое: то ли гнездо ворона, то ли просто ветви так переплелись. Хуоти давно заметил эту ель: она хорошо была видна с дороги, которая вела на погост. И теперь, оказавшись поблизости от нее, он решил подойти и посмотреть, что это там чернеет. До ели он не дошел. В нескольких шагах от нее, под большой сосной, лежал погрузившийся в мох труп человека. Хуоти вздрогнул и остановился. Ноги вдруг одеревенели, кровь, казалось, застыла в жилах. Все мысли об Иро моментально вылетели из головы. Он сразу узнал убитого по гимнастерке со стоячим воротничком, побуревшей от талого снега и крови. Это был учитель.
Не в силах тронуться с места, Хуоти долго стоял и смотрел на обезображенное лицо Степана Николаевича. Потом он увидел воткнутый в ствол сосны финский нож. Им что-то пригвоздили к дереву. Вглядевшись, Хуоти увидел под острием какую-то бумажку. Он заставил себя протянуть руку и снять с ножа бумажку. «Предъявитель сего прапорщик С. Н. Попов является членом солдатского комитета 428 Выборгского полка…» Хуоти сдернул с головы картуз, постоял еще немного, потом быстро пошагал к деревне.
С дерева на дерево с веселым щебетом перепархивали птички. Неподалеку слышалось многоголосое звяканье колокольчиков возвращавшегося из лесу стада. Но Хуоти ничего не слышал, ничего не видел. Перед глазами стоял учитель. Вот он сидит в лодке возле острова с удочкой в руках. Вот он стоит во время урока у классной доски…
— Помогите! — раздался вдруг истошный женский крик.
Хуоти очнулся от раздумий. Голос показался ему знакомым. Не разбирая дороги, он бросился бежать в ту сторону, откуда донесся крик. Ветки били по лицу, носки пьекс цеплялись за сучья. Крик больше не повторился. Где-то совсем рядом послышалось пыхтение, сдавленный стон.
— Чего ты орешь, как поповская скотница? — прохрипел мужской голос по-фински.
Уже из-за деревьев Хуоти увидел Наталию, которая отчаянно боролась, пытаясь вырваться из рук какого-то солдата экспедиции. Солдат успел уже повалить ее и, зажимая одной рукой рот девушки, другой срывал с нее платье. Хуоти на бегу схватил большой угловатый камень и, не помня себя от охватившего гнева, с размаху опустил его на голову солдата. Белофинн дернулся и откинулся навзничь. Хуоти узнал в нем того самого молодого капрала, который играл в карты и расспрашивал Ханнеса о девушках.
Наталия, бледная и дрожащая, переводила непонимающий взгляд то на Хуоти, то на капрала.
— Что ты наделал? — насилу прошептала она сдавленным от ужаса голосом.
Только теперь до сознания Хуоти дошло, что он натворил. Ему стало страшно. Все произошло так неожиданно… Он схватил Наталию за руку.
— Уйдем.
Они долго шли молча. Наталия все еще тяжело дышала, машинально поправляла помятое платье.
— Пошла встречать коров, а он за мной, — заговорила она наконец.
Хуоти остановился.
— Учителя убили, — тихо сказал он дрогнувшим голосом.
— Где?
— Там, у реки. И язык отрезали.
— Ой-ой! Бедная Анни! Она и так все глаза выплакала.
И они молча стали спускаться с косогора. На прогоне они уже издали увидели двух финнов, шедших им навстречу.
— Почему де-де-вушка такая печальная? — спросил Остедт.
Наталия молча отвернулась и стегнула хворостиной чью-то отставшую корову. Когда белофинны отошли, она схватила Хуоти за руку.
— Ты боишься? — спросила она, заглядывая ему в лицо. — Ты весь побелел.
Хуоти перевел дыхание.
— Только бы не узнали, — тихо сказал он.
Возле амбара Крикку-Карппы они остановились, увидев Микки, который стоял на лестнице, приставленной к стене амбара, и что-то засовывал под стреху.
— Ханнес сшиб камнем, — пожаловался Микки, чуть не плача. — Один птенчик разбился…
Оказалось, Ханнес сшиб камнем воробьиное гнездо. Сам он стоял за углом амбара с папироской в зубах и, ухмыляясь, следил за Микки.
— Что тебе воробьи-то сделали? — спросил Хуоти у Ханнеса.
— Ну как, вышло? — кивнул Ханнес на Наталию и противно захихикал.
Хуоти рванулся к нему, но Наталия удержала его за рукав.
На перекрестке прогона они расстались. Наталия погнала скот Хилиппы к дому Малахвиэненов, а Хуоти пошел к жене учителя.
На следующий день белофинны хватились капрала и стали ходить по домам, расспрашивая жителей деревни, не видел ли кто капрала Мёнккёнена.
— Не пошел ли он удить рыбу на Калмолампи? — высказала предположение жена Хёкки-Хуотари.
Верстах в трех от деревни к северо-востоку было лесное озерко, прозванное кем-то «озером смерти». Вода в нем была черная-черная, глубины его никто не мерил, но все считали, что оно бездонное. Озерко кишмя-кишело рыбой, но ловить ее боялись. Говорили, будто бы дед старого Петри в свое время пошел туда на рыбалку и пропал, как в воду канул. С тех пор в деревне и жила вера, что Калмолампи поглотит каждого, кто осмелится закинуть удочку в его черную воду.
— Окунь там хорошо ловится, — стала нахваливать Паро, искоса поглядывая на белофиннов.
У Хёкки-Хуотари даже глаза округлились от удивления. Он что-то хотел сказать, но жена опередила его:
— Шел бы ты лучше пахать.
Иро тоже хотела заговорить с финнами, но, заметив сердитый взгляд матери, потупилась и сидела молча. Когда солдаты ушли, Паро обрушилась на дочь.
— Я тебе все волосы повыдеру, если увижу с этими бандитами! Ишь какая мамзель нашлась… Хуоти ей, видите ли, не пара… Все к Ханнесу липнет. Чего нюни распустила? Ну, живо, вымой посуду!
Побывали белофинны и у Хилиппы.
— А не подался ли он домой, как и Паюнен? — предположил Хилиппа.
На прошлой неделе солдат Паюнен самовольно ушел в Финляндию и обратно в гарнизон до сих пор не вернулся. Все полагали, что он вообще вряд ли вернется.
— Вполне возможно, — согласились с Хилиппой белофинны и прекратили поиски своего капрала. Все они рвались домой. Война в Финляндии уже давно кончилась, крестьян, служивших в белой армии, отпустили по домам — начинались полевые работы. А им все еще приходится торчать в этой глухой деревушке, где и есть-то нечего. Чего ради, спрашивается?