Военврач
Шрифт:
– Ясно-то всё, товарищ подполковник! А входит ли это в мои обязанности? Ведь я не оказывал ему реанимационных мероприятий!
– Вы что мне, указывать будете или мне самому его писать?
О посмертных эпикризах знал по циклам патологической анатомии и судебной медицины. Но писать мне не приводилось. В частях солдатики умирали в госпиталях или за пределами КПП.
Приказы в армии выполняют, а затем обсуждают. Травматологи поздравили с крещением и пожелали удачного дежурства.
Посмертный, так же, как и историю болезни, я переписывал дважды. Вначале ошиблись реаниматологи в определении состояния раненого при поступлении. Смерть числилась за приемным отделением, а не за ними. Потом позвонили из штаба округа и попросили переделать обстоятельства, так как по данным разведки в том районе боестолкновения не происходили.
Поздно вечером приехали сослуживцы и привезли второе удостоверение личности, где фамилия убиенного была другой, также как и номер части, а вместо капитана милиции записан полковник. Лишние вопросы задавать желания не возникло, и я написал третий посмертный.
На утренней пятиминутке командир поблагодарил за дежурство, а начмед попросил поставить меня ещё раз, "чтобы побыстрее вошел в курс дела...".
Конар (из письма отцу)
У нас, наконец, установилась жара, что меня весьма радует, так как морально устал от холодов и грязи. Весь май температура держится выше двадцати градусов; несколько дней было под тридцать.
В один из жарких дней собака по кличке Конар (стаффордширский терьер) не выдержала. Тепловой удар. Бежали привычный круг вокруг Ханкалы - десятку, вместо обеденной сиесты. В тени в тот день было +35С.
Это была наша не первая с ним совместная тренировка. За четыре месяца занятий он смог увеличить пробежки до двадцати километров за один приём, но это было в апреле. Поначалу мы даже тренировались втроём. Я, Конар и Роман - хозяин пса. Но вскоре Рома перестал справляться с тренировками и предпочёл обеденный сон изнуряющему солнцу и пыльной дороге.
Обед у нас длится два часа, а в вечернее время на спорт времени уже не бывает. Занимаешься, как правило, больными в отделении или думаешь, что на ужин приготовить. И под вечер над нашим гарнизоном стоит плотная пыльная завеса от вертушек и БТР, да ещё командир дивизии может дымовое заграждение включить, так что бегать можно только в противогазе. Поэтому я и выходил на пробежки в обед, выпивая перед ними два стакана минеральной воды.
В такую жару и больным лень в госпиталь идти, и персонал старается отлеживаться в холоде комнат общежитий, спасаясь холодной водой и кондиционерами, если не отключат дизели. К тому же готовился к очередному марафону "Белые ночи", поэтому старался, чтобы условия для тренировки были максимально жёсткими.
Когда закончилось предобеденное построение, ко мне подошла старшая медсестра гинекологии - Ромина тёща.
– Вячеслав Иванович, не возьмёте с собой Конара на пробежку?
– Я-то возьму... а вам не жалко животину-то мучить?
– Не жалко! Пусть помучается! Он нам всю ночь спать не давал - выл, как бешеный... может, хоть в эту ночь даст выспаться...
– Хорошо, через десять минут выводите его... встретимся у первого подъезда.
Когда выбегали с территории госпиталя на трассу большого десятикилометрового круга, проходившего по периметру Ханкалинского гарнизона, Конар неоднократно оборачивался, и как мне казалось, грустно смотрел вслед удаляющейся хозяйке. Бежать ему явно не хотелось сегодня. Такого с ним никогда не было. Обычно он в первые два-три километра убегал далеко вперёд, чтобы обнюхать редкие кусты или пометить трассу. Мне пришлось прикрикнуть на него сегодня и держать на поводке, чтобы он бежал рядом со мною. И лишь после того, как мы выбежали на припорошенную пылью единственную дорогу, я отпустил его на свободу. Но не было в его движениях той обычной резвости.
Пыль от проезжающих грузовиков забивает глаза и нос. Немного спасает спецназовская бандана, наполовину прикрывающая лицо. Но солнце в зените, и дышать тяжело. На половине дистанции у расстрельной ямы обернулся назад. Конар отстал от меня метров на двести-триста. Я прикрикнул на него, и он повиновался команде "рядом". Чтобы не переходить на шаг, сбавил скорость.
Но и это не помогло. На седьмом километре пёс жалобно заскулил, протянул задние лапы и лёг на бетонку взлётно-посадочной полосы (при высокой температуре воздуха вертолётам взлетать запрещено, из-за того, что у некоторых из них отказывали двигатели). Заметил, что под ним образовалась подозрительная лужа, а из пасти свисала пенистая слюна. Тут до меня дошло, что с собакой творится что-то неладное. Взял его на руки, понёс. Идти было тяжело и неудобно.
Нагретые горячие струи воздуха поднимались над Ханкалой, на небе ни тучки. Вот-вот, и он выскользнет из моих рук. По пути встретил солдата, охранявшего "взлётку", несмело выглядывающего из окопа.
– Эй, боец, помоги пса на плечи положить!
– А он не укусит?
– Нет, он еле дышит, ему сейчас не до тебя!
Вдвоём мы водрузили мокрого, безвольного пса мне на спину. Три километра нёс его к военному госпиталю. Его дыхание стало шумным и частым, и он перестал реагировать на свою кличку.
В приёмном отделении положил его на пол душевой кабины санитарного пропускника. Вызвали начальника реанимации, дежурного врача. Прибежал и запыхавшийся хозяин собаки.
– Что случилось?
– паниковал Роман.
– Не добежал. Три километра оставалось. И темп был ниже среднего сегодня.
– Надо доступ в вену обеспечить и профилактику отёка лёгких создать!
– командовал начальник реанимации, - Холод на крупные кровеносные сосуды! Лёд есть?
– Льда нет! В обед свет отключали!
– отвечала дежурная сестра.
Она принесла бритвенный станок для солдат, поступающих с платяным педикулёзом.
Побрили шкуру на задней лапе, нашли вену, поставили капельницу. Электроотсосом откачали слизь из пасти и глотки. Внешне пёс стал выглядеть бодрым, реагировал на обращённую к нему речь, виляя хвостом. Я ушёл на службу. Возле моего отделения толпились больные на приём. Через час Конара перенесли в общежитие, так как в приёмник стали поступать больные и раненые.
Ближе к ужину встретил старшую медицинскую сестру гинекологии.
– Вячеслав Иванович, помогите... Конар умирает... Он сейчас в тридцать шестой квартире находится. Там Роман, и мы ещё ветеринара к нему вызвали.
– А почему он не в реанимации?
– Агитов отказал. Сказал, что у них мест нет... четверых раненых с подрыва привезли... некогда им спасать собаку.
Когда зашёл в квартиру, почувствовал "запах приближающейся смерти". Может, это были мои ассоциации, может быть, так пахла смесь собачьих испражнений и медикаментов, но, увидев лежащего на полу пса, взмокшего хозяина над ним и суетившихся рядом свободных от ночных смен сестёр, я понял, что мои подозрения оправдываются. За три года в Чечне уже не раз встречался с ней. Что бы ты не делал, какую бы операцию хирурги и травматологи не проводили, побороть её невозможно.