Воевода
Шрифт:
Заботясь об укреплении нового земского правительства, Пожарский стремился к расширению в нём представительства не только знати, но и лучшее людей из всех других сословий. В своих грамотах в города он писал:
«Бояре и окольничие, и Дмитрий Пожарский, и стольники, и дворяне большие, и стряпчие, и жильцы, и головы, и дворяне, и дети боярские всех городов, и Казанского государства князья, мурзы и татары, и разных городов стрельцы, пушкари и всякие служилые и жилецкие люди челом бьют... И вам, господа, пожаловать, советовать со всякими людьми общим советом, как бы нам в нынешнее конечное разоренье быть небезгосударным, выбрать бы нам общим советом государя, чтоб от таких находящих бед без государя Московское государство
Правительство для управления страной учредило приказы. Монастырский приказ, призванный собирать налоги с монастырей, возглавил судья Тимофей Витовтов, человек безупречной репутации, получивший чин думного дьяка ещё из рук Прокопия Ляпунова. Приказ Казанский дворец, управлявший поволжскими землями, возглавил дьяк Афанасий Евдокимов, также до того служивший в первом ополчении.
Позднее были организованы новые приказы — Поместный, занимавшийся раздачей земель оскудевшим дворянам, и Новгородская четверть, ведавшая делами северо-западных земель.
Ярославское правительство учредило новый герб. Поскольку самозванцы выступали под знамёнами с двуглавым орлом, совет избрал другую эмблему — льва. На большой дворцовой печати были изображены два льва, стоящих на задних лапах, как бы изготовившись к прыжку, а на малой — один лев.
Печать главного воеводы представляла собой его собственный герб — двух рыкающих львов, держащих в передних лапах геральдический щит с изображением ворона, клюющего вражескую голову. Внизу, под щитом, находился поверженный издыхающий дракон. По окружности располагалась надпись: «Стольник и воевода и князь Дмитрий Михайлович Пожарково Стародубсково». Пожарский специально упомянул о своих предках, удельных князьях Стародубских, из рода Рюрика, чтобы не быть обвинённым в худородстве.
Имел собственную перстневую печатку и «человек всей земли» Козьма Захарович Минин. Рисунок для неё подсказал Пожарский, с детства чтивший древнегреческих авторов. Изображение представляло собой фигуру античного героя, сидящего в кресле и держащего в правой руке чашу. Рядом с креслом стояла амфора. Всё это, по мысли князя, символизировало смысл деятельности Минина, — собрание и хранение государственной казны.
Совет ополчения с первого же часа пребывания в Ярославле действовал энергично и целеустремлённо. Обстановка в стране оставалась крайне тяжёлой: многочисленная рать черкас — запорожских казаков приблизилась к Антоньеву монастырю, расположенному у Красного Холма в тридцати вёрстах от Бежецка, в Угличе также стояли казаки. Атаман Василий Толстой, шедший из-под Москвы, занял Пошехонье, в тылу у Ярославля. От Новгорода двинулся отряд шведских наёмников, захвативший Тихвин. Жители Переяславля-Залесского прислали в Ярославль слёзное прошение избавить их от разбоя людей Заруцкого.
Мешкать было никак нельзя, и Пожарский отправил в Пошехонье отряд под начальством Пожарского-Лопаты, чтобы очистить путь на Север и в Поморье. Доблестный Лопата наголову разбил казаков Толстого, сам атаман едва спасся, ударившись в бега аж до самого Кашина. Воевода Иван Наумов отогнал всадников Заруцкого от Переяславля-Залесского и сам укрепился в городе. Ратники, посланные Пожарским, заняли Тверь, Владимир, Ростов, Касимов.
Князь Дмитрий Черкасский-Мастрюков с большим воинством, состоявшим из отрядов смолян под начальством Лопаты, казаков под командованием Семёна Прозоровского и Леонтия Вельяминова, вологжан, которых вёл Пётр Мансуров, и романовских татар, выступил в поход к Бежецку против черкас. Однако среди патриотов
После этого Пожарский поручил Черкасскому освободить Углич, где засели казаки, сохранявшие верность подмосковному стану. Причём главный воевода просил не доводить дело до кровопролития, а постараться склонить казаков к службе ярославскому ополчению. Действительно, в ходе переговоров четверо атаманов сразу же согласились перейти на сторону Черкасского, однако остальные решили сражаться. Впрочем, после первой же схватки в поле, видя значительный перевес в силе атакующих, они поспешили ретироваться. Углич также был занят гарнизоном из ополченцев.
Таким образом, Поморье и северные города стали надёжной базой для снабжения ополчения. А оно становилось всё многочисленнее. Каждый день в Ярославль являлись всё новые и новые ратники. Козьме Минину приходилось туго. Деньги, собранные в Нижнем Новгороде, иссякли, нужда в них становилась всё острее — ведь нужно было кормить, Девать, вооружать вновь прибывших.
Ярославские купцы, когда Минин пригласил их в земскую избу и потребовал внести деньги на очищение Москвы, было заупрямились, но они не ведали, насколько крут бывал нижегородец, когда встречал сопротивление общему делу. Он не стал долго разговаривать, а просто вызвал стрельцов, которые забрали строптивцев «не в честь» и, толкая взашей, препроводили их в воеводскую избу, к Пожарскому, где тот проводил военный совет. Минин громогласно провозгласил «вины» гостей и предложил лишить их всего имущества. Пожарский невозмутимо согласился. Перепуганные купцы пали на колени, признав собственную неправду.
Но собранных денег и имущества было явно недостаточно, ведь, кроме ратников, надо было платить оружейникам и пушкарям за подготовку воинского снаряжения. Поэтому Минин разослал дозорников во все города, которые присягнули на верность ополчению. Те в короткие сроки сумели провести описание земель и иной собственности, чтобы наладить справедливую систему налогообложения.
Кроме того, Минин прибег к займам в Соловецком монастыре и у солепромышленников Строгановых. Он также постоянно призывал горожан и земледельцев к добровольным пожертвованиям. Когда в казне накопилось множество серебряной утвари, переданной гражданами добровольно, Минин устроил в Ярославле Денежный двор, где вещи переплавлялись и чеканились монеты. В результате ни один ратник, прибывший в Ярославль, не был обделён ни одеждой, ни оружием, ни деньгами на прокорм.
Наконец появилось казанское ополчение, которое вёл Иван Биркин.
Хотя, казалось бы, казанцы и выполнили волю Гермогена, однако в собственных рядах они не сумели достичь согласия. Причиной раздора явился местнический спор между Иваном Биркиным и татарским головою Лукьяном Мясным, который примкнул к ополчению со своим отрядом мурз ещё в Казани. Биркин доводился роднёй Прокопию Ляпунову и был послан им как личный представитель в Нижний Новгород ещё во время сбора первого ополчения. Памятуя об этом, Дмитрий Пожарский и направил Биркина в Казань с ответственным поручением привести Казань к присяге новому ополчению и организовать войско.
Биркин сделал это, хотя и с трудом, поскольку дьяк Шульгин, организатор смуты и убийства Бельского, поначалу всячески противодействовал посланцу Пожарского. В конце концов они сошлись на том, что Биркин в ополчении будет отстаивать интересы Казанского царства и займёт среди военачальников подобающее место, равное месту Пожарского, а может, и повыше. Поэтому уже в походе к Ярославлю он вёл себя крайне высокомерно по отношению к союзникам-татарам, а в городах, через которые шло его войско, разрешил своим стрельцам обращаться с жителями как с неприятелем, грабя и насилуя.