Вокзал "Техас - Луизиана"
Шрифт:
Бороться с этими фобиями ему помогала живопись. Твен переносил их на холст с помощью кисти и красок, и становилось легче. Он писал, сколько себя помнил. В голове постоянно крутились картины мира — прошлого, настоящего, будущего. Лица, события, пейзажи. Они перемещались, взаимодействовали, жили своей жизнью. Когда им не хватало места в голове, тогда Твен брал в руки кисть и пропадал вместе с очередным героем в его мире, стараясь как можно чётче перенести это на белоснежный холст.
За время пребывания здесь Твен написал двенадцать картин, точнее сказать, тринадцать.
После того как лечащий врач увидел эту картину, ему стало ясно, что происходит с Твеном. Он предложил единственно правильный выход из сложившейся ситуации — уничтожить холст и, таким образом, попытаться избавиться от страха, сидящего в голове. Твен, недолго думая, принял это предложение: он решил, что сжечь картину будет лучше всего. Когда полотно горело, Твену доставляло особое удовольствие наблюдать, как кожа на лице Уилла начинает пузыриться и стекать вниз под воздействием огня, превращая этого мерзавца в пепел. После этого своеобразного ритуала ему стало легче — так сказал лечащий врач. Твен ему поверил.
Что стало с Уиллом Брауном на самом деле, он не знал. После того случая с конём, который произошёл несколько лет назад, Уилл, возможно, всё ещё находился в коме. А может, уже нет. В любом случае Уилл Браун ждал удобного момента, чтобы отомстить за себя. А для этого ему нужно было, чтобы братья вернулись. Поэтому они и сбежали, будучи ещё пацанами, чтобы их усыновитель не нашёл братьев и не совершил возмездие.
В дверь палаты постучались, она приоткрылась, и вошёл доктор. Под расстёгнутым медицинским халатом виднелись тёмные брюки и белая рубашка. Это был лечащий врач Твена, который вёл его с момента поступления в эту клинику.
Твен был хорошим пациентом: не буйным, не скандальным, не злым. Таких, как он, врачи называют идеальными пациентами. Яну нравилось общаться с ним, слушать его, подсказывать, как поступить в той или иной ситуации. Он помог Твену побороть его страхи, какие-то — кардинальным путём, например, тот страх, связанный с усыновителем. Другие исчезали быстрее и больше не возвращались — например, страх Твена остаться одному на земле, никем не любимым. С этим Ян боролся по-другому. Здесь хорошо помог брат пациента, Марк. Он часто навещал Твена.
Сейчас пришло время отпустить Твена в нормальную жизнь. И хотя Ян, как лечащий врач, понимал, что пациенту будет вначале тяжело, он не мог поступить иначе. Твен должен справиться и доказать себе, что он сильный и всего добьётся сам, без помощи доктора и больницы.
Твен оторвал взгляд от потолка и посмотрел на врача. Улыбка мгновенно появилась на лице — он очень рад видеть своего доктора и друга. Но тут же улыбка погасла, блеск в глазах пропал, потому что Твен понял, зачем
— Здравствуй, Твен. Как твои дела?
— Спасибо, доктор, всё хорошо.
— Всё ещё думаешь, что написать на этом потолке?
— Он такой белоснежно-девственный, что я не могу оторвать взгляд.
— Что бы ты на нём написал? Какие мысли у тебя в голове?
— Ничего определённого, что я хотел бы перенести на этот потолок в качестве картины.
— Думаю, твоё подсознание знает, что можно здесь написать, но ты пока не готов.
— Возможно, вы и правы. Как всегда, впрочем, — Твен улыбнулся Яну и, встав с пола, уселся на кровать.
— Ты знаешь, зачем я пришёл сегодня?
— Догадываюсь, но скажите сами. Вдруг я неправ.
— Хорошо. Завтра мы тебя выписываем, и ты уезжаешь домой, в новую здоровую жизнь. И сейчас я тебя спрашиваю, готов ли ты?
— Не знаю, Ян. Всё так неопределённо и безумно страшно.
— Почему тебе страшно? Расскажи мне.
— Я не знаю, как меня воспримет общество, мой брат. Смогу ли я жить на свободе? Нужна ли мне эта свобода?
— Твен, всем нужна свобода и тебе тоже. У тебя есть одно незаконченное дело, ты должен его завершить.
— Да, я помню.
— А теперь я хочу, чтобы ты вернулся в прошлое и рассказал, что стало отправной точкой твоего нахождения здесь.
— Ян, ты же всё знаешь. Это брат решил, что мне лучше побыть здесь какое-то время. Потому что Марк боялся, что я могу с собой что-то сделать.
— Почему ты хотел убить себя? Что стало тому причиной?
— Всё началось, когда мы с братом решили выставить мои картины на всеобщее обозрение…
Глава 12. Выставка
1995 год, Новый Орлеан, штат Луизиана
— Что ты хочешь написать, брат? — спросил Марк, глядя на пустой холст.
— Ещё не знаю, мне тяжело собраться с мыслями. В голове такая пустота, что я слышу, как там ветер завывает, собирая по углам остатки разума.
— Не переживай, возможно, у тебя просто творческий застой, и нужно вдохновение.
Твен посмотрел мрачно на Марка и лёг на диван. Он смотрел на потолок и представлял, как несколько веков назад один величайший скульптор, которому пришлось спешно переквалифицироваться в живописца, согласился на тяжелейшую работу в своей жизни. Ему нужно было расписать высокий и неудобный потолок Сикстинской капеллы. Работал он четыре с половиной года не покладая рук, нанимая и увольняя помощников так часто, что никто из них не мог претендовать даже на малую часть расписанного потолка. Звали этого величайшего художника Микеланджело.
— Да, он и правда был гением!
— О ком ты говоришь, Твен?
— О Буонарроти, о Микеланджело Буонарроти.
— Я знаю одного Микеланджело — у него ещё была оранжевая повязка, и он ловко управлял нунчаками. Обожаю их всех, классная четвёрка! — Марк начал размахивать руками, словно держал в руках оружие японских ниндзя.
— Вот ты дурень! Я не о черепашках говорю, а о скульпторе и живописце, в честь кого был назван этот зелёный черепах!
— Ммм… и что в нём особенного?