Волшебное седло
Шрифт:
После ужина мать убрала софру и сказала Трайче:
— Принеси лопату и кирку.
— Зачем они тебе?
— Когда принесёшь, тогда и узнаешь.
Пожав плечами, Трайче вышел во двор и через минуту вернулся домой с лопатой и киркой.
— Вот, принёс, — сказал он.
Пристально посмотрев на него, мать печально и серьёзно сказала:
— Трайче, ты уже большой и хорошо понимаешь, что время сейчас трудное и опасное. Нам надо выкопать в доме яму. И вот почему. Если в деревню придут немцы, то оберут нас до нитки или же всё сожгут. Поэтому всё ст оящее нужно спрятать в яму и присыпать её землёй. Это единственный выход.
Подумав, Трайче решил, что мать права. И всё же он спросил:
— Ну, а другие? Они сделают так же?
— Другие? — усмехнулась мать. — Другие, не в пример нам, уже давным-давно сделали это. И дядя Ангеле, и Новевы, и Николевы, и Шияковы — все зарыли своё добро в землю.
Не задавая больше вопросов, Трайче повесил лампу на стену, и они принялись за работу. Копать было нелегко, и вскоре на лбу у Трайче выступили крупные капли пота.
Но как бы то ни было, они выкопали глубокую и широкую яму. Потом, достав доски, уложили их над ямой, забросали землёй, а землю хорошенько утоптали.
— Вот и всё, — с облегчением вздохнула мать. — Совсем незаметно, что внизу у нас настоящая подземная кладовка. Разве не так?
— Конечно, так. Ни за что не догадаешься, — согласился с матерью Трайче. — Но кто тебя этому научил?
— Эх, сынок, молод ты и пока ещё многого не знаешь. Ведь так поступали ещё очень давно, в 1903 году, когда мы восстали против турок. А теперь опять вспомнили про эту немудрёную уловку.
Потом она расстелила на полу циновку, набросила одеяло и обратилась к Трайче:
— Ну, а теперь можно и спать ложиться…
Ненавистные гости в Мацково
В тот день Трайче снова отправился в Стругу, передал письмо дяде Тале, получил от него ответ и двинулся обратно.
На пути он завернул в большое село, раскинувшееся в долине, купил там два к утела [10] пшеницы и отвез её на помол на Кривую мельницу.
Уже под вечер оказавшись на Веляновой поляне, он вынул из-за пояса свою неразлучную свирель и заиграл весёлую пастушью песенку. Не успел он закончить её, как из-за могучих буков появился Горян, подошёл к нему и спросил:
10
К утел— мера веса, равная 29 килограммам.
— Как съездил, Трайче? Что новенького в Струге?
— Вроде бы ничего. Вот привёз ответ от дяди Тале, — сказал мальчик, передавая Горяну письмо.
Потом он вдруг вспомнил о Федерико и тут же поинтересовался:
— Ну, а как там поживает Федерико?
— Федерико, спрашиваешь? — усмехнулся Горян. — Хорошо. Из него получится толковый боец. Он даже македонский язык изучает.
— Вот бы повидать его, — задумчиво протянул Трайче.
— Когда приедешь к нам в штаб, тогда и увидишь. Между прочим, зовут его теперь не Федерико.
— Это почему?
— А потому, что большинство партизан меняют своё имя. Меня, например, раньше звали не Горяном.
— Я и не знал про это, — изумился Трайче. — Скажи, а у меня тоже будет другое имя?
— Обязательно… как только вступишь в отряд.
— И винтовку получу? — с радостной надеждой спросил Трайче.
— И винтовку… вернее, автомат, — рассмеялся Горян. — И пятиконечную звёздочку, и гранаты… Может, даже станешь гранатомётчиком…
— Вот это да!.. Только мне хочется быть вместе с Федерико, понимаешь?
— Конечно, понимаю. Ничего, будешь и с Федерико. Ты ему очень нравишься. Должно быть, потому, что у него в Италии остался сын, похожий как две капли воды на тебя… Ну ладно, надо расставаться. Если появится что-нибудь новенькое, обязательно сообщи нам.
— Конечно, сообщу.
Они попрощались, и Трайче двинулся к дому, а Горян — в лес.
Наутро Трайче встал раньше обычного, вывел Дорчо из сарая, взнуздал и отвёл за деревню на Евтинковый луг. Там он отыскал колышек, вбил его камнем в землю и привязал лошадь к колышку.
Дорчо вдруг заржал. Трайче раздвинул ветки слив, взглянул вниз и чуть не попятился.
По тропке шли двое немцев, а перед ними со связанными позади руками шагал дядя Ангеле. Сердце у Трайче вдруг сильно заколотилось.
«Да они же его расстреляют! — лихорадочно подумал Трайче. — Наверняка расстреляют… Как ему помочь? Чем?»
Недолго думая он оставил на лугу Дорчо и помчался прямо по скошенной ржи к Караорману. На бегу он то и дело спотыкался, падал, вставал и снова бежал… Надо было торопиться: ведь дорог абыла каждая минута. Один опинок соскочил с ноги. Трайче нагнулся, подхватил его на ходу и, держа в руке, побежал дальше.
Ноги подкашивались, колени болели, воздуха не хватало. Босая нога окрасилась кровью, но он, не обращая на это внимания, всё мчался вперёд.
Наконец он добрался до Веляновой поляны и, остановившись, принялся куковать:
— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!
Никто не отзывался. Что делать? И он нырнул в лес, не переставая кричать:
— Горян, Огнен! Планинский!
Вдруг, откуда ни возьмись, перед ним предстал Горян. Мальчик, собрав последние силы, рванулся к нему и еле слышно прошептал:
— Командира… дядю Ангеле… немцы…
Прошептал и рухнул в беспамятстве у ног Горяна. Поняв, что произошло нечто страшное, Горян перекинул автомат на плечо, подхватил мальчика на руки и торопливо зашагал к базе.
Партизаны, чистившие оружие, окружили пришельцев.
— Что произошло? — встревоженно спросил Планинский.
— Что случилось? — как эхо откликнулся и Огнен.
Мальчика положили на одеяло.
— Не имею ни малейшего понятия, что случилось, — стал объяснять Горян. — Я стоял на посту и вдруг вижу: бежит сломя голову Трайче. Подскочил ко мне, прошептал: «Командира… дядю Ангеле… немцы…» — и упал в беспамятстве.