Воля дороже свободы

Герасименко Анатолий

«Что ж теперь? – мысли бестолково ползали в голове. – Брать атлас, ходить с одного света на другой и везде разыскивать учёных? Это ведь непростые должны быть учёные. Не теоретики какие-нибудь, а самые что ни на есть практики. Чтобы могли разобраться в чертежах и смастерить то, что придумал Бен. Притом быстро. Вот скольких я знаю учёных, не считая врачей? Во всех мирах, где побывал? Ни хрена я не знаю. Как вообще их искать? Где они водятся? В доме победителя, видимо. Ну и что это за дом такой?»

–

Знаешь, Демьян, – сказал Петер, – я тут подумал и понял, что не представляю, как нам быть дальше.

У него было очень серьёзное выражение лица, которое стало бы ещё серьёзней, если бы не оттопыренная сахаром щека.

– Чего там представлять, – пробурчал Кат. – Сейчас возьмём атлас, да прямо и пойдём по порядку. Сколько там страниц с якорями-то? Двадцать, тридцать?

– Двадцать две, кажется, – немного шепеляво сказал Петер.

Кат кивнул:

– Будем, значит, топать от мира к миру и везде спрашивать: а вот не видали, люди добрые, мастера, чтобы нам собрал такую штуку, которой и названия-то нет? Не видали? Ну ладно, извините за беспокойство. Двигаем дальше.

Петер покатал во рту сахарный окатыш. Деликатно выплюнул в ладонь и положил на стол.

– Может, мы и мой мир так найдём, – несмело предположил он. – Ну… В процессе.

Кат поджал губы.

– Вряд ли, – сказал он. – Там же описания есть. Я всё прочитал, от корки до корки. Ни на одном свете нет трёх лун. И ни один не называется «Вельт». Про туманы тоже не написано. Видать, этот твой мир – где-то совсем на отшибе.

Петер вздохнул.

– Если Вельта в атласе нет, то, возможно, того мира, что мы ищем, там тоже нет? – проговорил он.

Кат не ответил, потому что именно этого больше всего и боялся. Хотя нет, пожалуй; ещё сильней он боялся, что всё получится – и отыскать нужный мир, и мастера, и бомбу взорвать там, где надо…

Но, вернувшись на Китеж, он найдёт только пустыню и обугленные развалины на месте дома Ады. Потому что опоздает.

«Юноша – это ключ, – вспомнил он. – Дом победителя… Перечитаю-ка ещё разок эту пеженую книжку. Авось какая-нибудь подсказка найдётся. А пока читаю, пускай печь топится. Чаю охота до смерти».

– Ты знаешь, где про учёных можно поспрашивать? – спросил он, поднимаясь из-за стола. – Есть мысли? На Китеже-то с научными делами туго. Аграрная структура хозяйства, знаешь ли.

Петер развёл руками.

– Поспрашивать? В разных университетах, наверное. У нас в городе, например, есть такой Институт Гевиннера. Сейчас почти никто наукой не занимается, времена трудные. Но раньше там устраивали симпозиумы, выступали перед публикой. Кестнер хотел нам устроить экскурсию…

Он осёкся и замолчал, колупая пальцем столешницу.

Кат выволок из-под печки полено и достал нож, чтобы нащепать лучины. Клинок по-прежнему покрывали

засохшие разводы звериной крови. Поморщившись, Кат шагнул к стоявшему у окна рукомойнику и принялся отмывать нож в ледяной воде.

– Институт Гевиннера, – фыркнул он. – Ну и название.

– Название как название, – вяло откликнулся Петер. – Фамилия первого ректора.

– Да ясное дело, – Кат поднёс нож к свету, проверяя, не оставила ли кровь ржавых пятен. – Но всё равно срамно звучит как-то.

Петер потянулся и зевнул.

– Гевиннер значит «победитель», – сказал он. – А что, ты прямо сейчас хочешь отправляться?

Кат застыл на месте. Аккуратно, с отчётливым щелчком сложил нож.

– Победитель?

– Победитель, – покивал Петер. – На самом деле, этот Гевиннер никого не побеждал, конечно. Разве что каких-нибудь своих коллег в диспутах. Просто фамилия такая.

Кат, роняя капли, потёр лоб мокрой рукой.

– Так, – сказал он. – Так. Ну, это уже что-то… Осталось найти ключ. Который юноша. Который, стало быть, юноша…

– Что? – удивлённо переспросил Петер.

Кат несколько секунд смотрел на разрисованные морозом оконные стёкла, пытаясь оценить, насколько опасна идея, которая только что пришла ему в голову.

– Бери сумку, – сказал он. – Идём в Разрыв.

– Как скажешь, – осторожно произнёс Петер, вылезая из-за стола. – А куда потом?

Кат задвинул полено носком ботинка обратно под печку. Вышел в прихожую, снял с крючка плащ. Обнаружилось, что в чистке тот особо не нуждается: ошмётки батимской грязи осыпались с подола, не оставив следов. По-видимому, ткань, мало того что самостоятельно грелась и охлаждалась, так ещё и самоочищалась к тому же.

Кат просунул руки в рукава, проверил, цела ли мелочь в карманах, застегнул пуговицы. На ум пришла Ада. Как она шила плащ, как радовалась, готовя сюрприз, как хотела выждать до Солнцеворота. Как поняла, что Солнцеворота может вовсе не дождаться… Он достал футляр, надел очки и запретил себе думать о всех этих вещах. Дело предстояло серьёзное, отвлекаться не стоило.

Но, вернувшись в гостиную и увидев Петера, который ждал его с сумкой на плече, Кат немедленно вспомнил, что сумка – тоже дело рук Ады.

– Цепляйся, поехали, – отрывисто сказал он, подхватывая с пола рюкзак. – Один, два, три, четыре…

В Разрыве был вечер.

Над горизонтом сгущалось марево. Дюны подставляли ребристые спины последним лучам солнца – уже нестрашным, почти ласковым, золотым. Ветер унялся. В тишине порой раздавался еле слышный звон, будто кто-то щёлкал пальцем по опрокинутой чаше неба, и небо отзывалось стеклянным чистым звуком.

Кат забрался на дюнный гребень, дождался, пока в теле пробудится пневма, и зашагал туда, куда она звала.