Воля дороже свободы
Шрифт:
А ведь единый язык – неплохая идея. Стоило придумать нечто подобное и на Земле. Выходец из какого-нибудь Арверниса, попав в беду далеко от дома, мог бы попросить о помощи, и его понял бы даже житель Твердыни.
Правда, не факт, что помог бы. Ох, не факт.
Лучший Атлас Вселенной
– Шестьдесят тысяч марок, – выговорил Кат сквозь зубы. – Ни больше, ни меньше. Дивная точность.
Петер поднял воротник и повертел
– Сказали – пятьдесят за весь ущерб, – напомнил он. – И ещё по тысяче за каждый просроченный день.
– Если у вас даже бандиты так аккуратно деньги считают, – проворчал Кат, – удивительно, почему страна настолько нищая.
– Бандиты как раз богатые, – возразил Петер и, подумав, добавил: – А от этого уже страна нищая.
Вокруг простиралась пустошь, усеянная хвойными кустами. На западе кусты росли гуще, казались сплошной тёмной полосой, и сейчас в эту полосу, умирая, валилось багровое солнце. К востоку виднелась мешанина заборов и лачуг, собранных из кусков шифера, битых шлакоблоков, трухлявых досок и прочего строительного мусора: то были задворки города, пристанище бедняков. Между заборов вилась дорога, сохранившая местами участки ровного асфальта, но по большей части разбитая в хлам. На обочине догнивала свой век скамейка, поставленная, верно, ещё в те времена, когда здесь регулярно ходили дилижансы.
Рядом со скамейкой стояла госпожа Фрида Энден. Шляпка её, приколотая к бронзовым кудрям на макушке, смотрела прямо в зенит. Руки были упёрты в бёдра – крутые, обтянутые полами синего пальто. Ноги (обычные, без копыт) притоптывали по усыпанной окурками земле. Из-под пальто выглядывала кисточка хвоста.
На скамейке лежала туго набитая дамская сумка с верёвочными ручками. В сумке было ровно шестьдесят тысяч рунхольтских марок – целый ворох бумажек, хрустящих, разноцветных, пахучих. Чтобы разжиться марками, Кату пришлось отнести на обмен в банк столь ценившееся здесь золото.
Очень много золота.
Почти всё, что выдал две недели назад градоначальник Будигост.
Каждый раз, когда Кат смотрел на сумку, настроение у него становилось чуть-чуть хуже. Хотя, казалось бы, хуже было уже некуда. «Интересно, – думал он, – тот солнечный мужик и это предвидел? Вот что бы ему было явиться во сне Будигосту и повелеть выдать мне побольше?»
Они с Петером лежали в кустах недалеко от обочины, спрятавшись за колючей порослью так, чтобы их не заметили с дороги. При этом Кат прекрасно понимал, что не успеет вскочить и добежать до скамейки, если дела пойдут не по плану. А даже если бы и успел – много ли он сможет сделать вооружённым бандитам? Но выбора не было. Рейдеры, которые связались с Фридой, потребовали: приходи одна. Поэтому Кат и Петер лежали на пыльной траве, укрывшись за пыльными кустами, и ждали.
– Едет кто-то, – Петер заворочался.
– Голову ниже, – сказал Кат. Мальчик безропотно уткнул подбородок в землю. Кат прищурился, стараясь разглядеть то, что приближалось по дороге. Стук подков становился всё громче, в закатных лучах отсвечивали киноварью дверные стёкла. Через минуту сомнений не осталось: это была та же карета, в которую вчера затащили Эндена похитители.
Фрида тоже её заметила. Привстала на цыпочки, приложила ладонь ко лбу. Хвост, высунувшийся из задней
Карета подъехала. Рыжий кучер (тот самый) осадил коней; кони заржали, подняли пыль. Кучер спрыгнул. Вразвалочку, поправляя на ходу жавшие в паху штаны, подошёл к скамейке. Потянулся за сумкой.
Фрида, резко повернувшись, отвела его руку, сказала что-то. Кату стало видно её лицо – сердитое, с выщипанными в нитку бровями и крупным крестьянским носом. «Хочет сперва увидеть профессора, – догадался Кат. – Баба-то не из робких. Да что толку…» Толку и впрямь оказалось мало: рыжий небрежно, даже с какой-то ленцой толкнул женщину в грудь. Та взмахнула руками и повалилась набок, попутно ударившись локтём о скамейку, а рейдер открыл сумку и принялся в ней копаться.
Петер тихо закряхтел – жалел, видно, Фриду. Кат же испытал душный спазм ярости. Рыжий надрывал запечатанные пачки, слюнявил кончики пальцев, развёртывал купюры веером, тискал и мял деньги – его, Ката, деньги!
«Встать и подойти, – мысли плавали в багровом мареве, – вперёд мальчишку пустить. Прикинется местным, беседу затеет: мол, кто такие, да что у вас тут за дела… А пока он зубы заговаривает, подобраться ближе и – по горлу рыжему хероплёту. Но те, в карете, у них ведь, наверно, оружие? Надо было сперва духа выпить, прежде чем сюда тащиться. Тогда и скорости хватило бы на троих, и силы. Может, сейчас у мальчишки взять? Чего он тут, в самом деле, бесплатно валяется, сучёныш?»
От злости заколотилось в висках. Кат сморщился и, подтянув ко рту руку, вцепился в запястье зубами. Боль отрезвила, гнев пошёл на убыль. «Врёшь, падаль, не возьмёшь», – подумал Кат неизвестно о чём: то ли о болезни, то ли о Разрыве, то ли обо всём мире в целом и о Вельте в частности.
Кучер между тем закончил считать деньги, кинул в сумку последнюю пачку и, обернувшись, свистнул. Дверь кареты распахнулась. Наружу полез Энден – медленно, вцепившись в ручку, нашаривая копытами ступеньки. Эта медлительность, похоже, пришлась не по нраву тем, кто был внутри: показалась обутая в тяжёлый ботинок нога, Эндена нетерпеливо пнули в заднее место, и профессор кубарем скатился со ступеней в пыль. Следом из кареты вылетел портфель.
Кучер, прижав к себе сумку, влез на козлы. Кони дёрнули, карета, лихо кренясь, описала дугу и укатила в пустошь.
Кат встал и неторопливо зашагал к скамейке. Петер, обогнав его, добежал до Фриды и помог ей подняться, за что был удостоен скупой улыбки и нескольких слов на родном языке. Энден справился сам: когда Кат подошёл, профессор уже принял вертикальное положение и пытался приладить на место наполовину оторванную манжету рубашки.
– Демиан! Рад тебя видеть! – голос его дребезжал. На скуле, тяготея к глазу, лиловел синяк.
– Демьян, – сухо поправил Кат. – Идти сможешь?
– Смогу, смогу, – кивнул Энден. – Я в порядке. Только эти сволочи очки мне разбили… Да…
Он хлопнул себя по бокам и близоруко огляделся. Кивнул стоявшей рядом со скамейкой Фриде – та как раз закончила отряхивать от пыли пальто и достала из кармана папиросы.
– Живой, – безрадостно констатировала она.
– Живой, – признал Энден и, помявшись, добавил: – Спасибо… Что выручила.
Фрида сунула в зубы папиросу и, пряча спичку в горсти, прикурила.