Волжское затмение
Шрифт:
– Попробуем… – пробормотал Антон, обвязывая его верёвкой.
– Попробуйте, сделайте милость… – слабо лепетал он. – Я… Не думайте, я по гроб жизни… А так… Так и жить-то незачем… Куда ж я один… Зачем? Спаси их, браток… Прошу тебя, спаси…
– Постараюсь, постараюсь… – ободрил его Антон. – Гаврилыч, да тяни же! Осторожно, голова…
А из узкого лаза доносился уже хрипящий стон. Антон тяжко вздохнул, встряхнулся и, преодолевая слабость и ломоту во всём теле, с трудом согнулся и полез в эту нору. Там, чуть подальше, становилось просторнее: можно было, встав на колени, выпрямиться и размять спину. Но страшнее всего было то, что эти руины ещё жили. Ещё дышали. Тут и там слышался шорох осыпающихся камней. Иногда раздавался тяжёлый, ухающий звук, и казалось, что уплотнившийся воздух бьёт по ушам. Это оседали и заполняли пустоты огромные массы обломков. И недалёк был момент, когда и этот лаз окажется заваленным. И стоны стихли. А ну, как совсем засыпало того мужика, и он проползёт над ним, по нему – и не заметит? А вдруг обвал? Так и запрёт его тут с этим полутрупом… Эти мысли вызывали паническую жуть, и Антон несколько раз приостанавливался и озирался – не повернуть ли назад?
– Кто… Кто тут? – еле слышно донеслось до него. Рядом… Совсем рядом, почти под руками.
– Свои, свои… – с непонятным облегчением зачастил Антон. – Санитар я. На помощь к вам иду…
– А-а… Да что ты, парень, сделаешь… Тут… Тут отжимать надо. Вы бы… Вы лучше б мне наган дали, что ли… Застрелиться. Не ждать, пока сам тут помру… А и вызволите – один чёрт, куда без ног…
Он лежал на спине, лицо его выделялось среди сплошной тьмы светло-серым пятном. Широкая грудь под разорванной рубахой вздымалась и раздувалась. Ноги его почти по пояс были под грудой крупных обломков.
– Вы, дядя, кончайте чушь городить, – проворчал Антон. – Вызволим… А что там у вас с ногами – это ещё бабка надвое сказала.
И, подползя на коленях к завалу, принялся раскатывать глыбы.
– Эй, Костя! – крикнул он в сторону пролома. – Лезь, помогай, не справлюсь! Две лопаты возьми…
– Кой чёрт… – бухтел Костя, пролезая к завалу. – Да тут и крыса бока обдерёт, где человеку-то…
Вспыхнул слабый жёлтый лучик карманного фонаря.
Битый час Антон и Костя, ползая на коленях, растаскивали глыбы и обломки. Пострадавший то подшучивал над ними сквозь страшную боль, то забывался и замолкал. Приходилось отвлекаться и тормошить его.
Ноги раненого были и в самом деле придавлены плоской бетонной плитой. Сдвинуть её вручную – тем более стоя в три погибели на коленях – нечего было и думать. Ребята поддели плиту лопатами, чуть отжали, подложили обломки. Ещё отжали. Закрепили. Ещё… Трещали черенки. Мычал и извивался от боли раненый: кровь прихлынула к освобождаемым ногам, и в них, размозжённых, вспыхнул каждый потревоженный нерв.
– М-мм, изверги… Мать вашу, да скоро ж вы?!
– Терпи, дядя… Остался жив – терпи да радуйся, – мрачновато отвечал ему Костя.
– У-ух, посмотрел бы я на тебя, с-сукин сын… – ревел сквозь сжатые зубы раненый. На него не обижались. Надо ж человеку боль свою выгнать, заглушить, выкричать. А иначе – не ровён час – и сердце от неё разорваться может.
– Слышьте, ребята… – чуть переведя дух, часто дыша, проговорил вдруг он. – Вас вообще-то… Много там? Тут копнуть бы надо хорошенько, может, выжил кто… Было с десяток человек. Может, попытаетесь, а? Никак? М-мм, – взвыл он от нового приступа. – Нехорошо, братцы. Они меня тут приютили, ночлег дали, я вот жив… А они…
– Не говорите так много, ноги у вас кровят здорово… – предостерёг его Антон, с безнадёгой оглядывая завал. Будь их хоть вдесятеро больше, работы тут на целый день. И зачем? Только трупы извлечь? Тоже, конечно, надо, но уже не к спеху…
Обессилевшие, измученные Антон и Костя, вытащенные на верёвке вслед за раненым, так и повалились наземь. Губин дал им четверть часа на отдых и принялся, критически покрякивая, перевязывать пострадавшего. Даша только успела помахать рукой храбрым спасателям и побежала помогать ему. Где-то через полчаса, отдуваясь от духоты, Губин и Даша подошли к лежащим под кустом Антону и Косте.
– Подъём, ребятки. Разговорчик есть. Интересный… – и с опаской оглянулся по сторонам. Но пусто было вокруг. Зеваки и соседи разбрелись по уцелевшим подвалам. Только Михалёв бродил по развалинам и собирал какие-то деревяшки.
– Носилки делать будет, – почтительно улыбнулся доктор. – Славный человек… Хотя и своеобычный. Вот что. Этот, с раздробленными ногами, плох. Боюсь, не начался бы сепсис…
– Отрежут ему? Ноги-то? – участливо осведомился Костя.
– Придётся… Если успеют. Одну – точно. Да и вторую… Военная медицина – это, братцы мои, жестоко…
– Жалко мужика. Хороший он, по-моему…
– Всех жалко. Опасно, помереть может. А там, поди, и успеют помощь ему подать. И главное. Донесение у него. Важное, говорит. Для красного командования. Очень, говорит, ждали его там, за Которослью, а сейчас, может, и поздно уже, да всё равно нужно. Так что чем скорее – тем лучше...
– А эти двое как? Другие-то? – спросил Антон.
– Да с ними ничего, отправил я их. Люди-то туда пошли, к мосту. Ну и их подхватили, они ж ходячие. Но тяжело. Этот, с разбитой головой уж как надрывался… Там, под завалом, родные его остались, что ли… Ну и нас, конечно, в хвост и в гриву, – усмехнулся Губин.
– Ну, это как всегда… – понимающе хмыкнул Костя, медленно поднимаясь с земли и выпрямляясь. Нельзя резко. Потемнеет в глазах от слабости и истощения – и тут же обморок. Противная штука, тошнотная, долго после него в себя приходишь.
– Значит, так, ребятки. Как только Гаврилыч сделает носилки, берём этого безногого и – на тот берег. Одно плохо. Пройтись бы тут надо по квартирам и подвалам, может, остался кто. Но не успеем, чёрт побери… – горьковато покачал головой доктор.
– Почему? Успеем, – пожала плечами Даша. – Только разделиться придётся…
– Вот это мне и не нравится, – проворчал Губин. – Из-за этого все беды и бывают. Нет уж, ребята. Риск большой, а смысл…