Волжское затмение
Шрифт:
– Р-разойдись! Назад! А ну-ка марш! – зычно покрикивал на столпившихся зевак Михалёв. – Не мешай работать! Назад, тебе говорят!
Доктор, Даша, Антон и Костя ползали по руинам, то и дело припадая к битому кирпичу и прислушиваясь. Старательный Михалёв отогнал людей довольно далеко, и шансы были. Если, конечно, хоть кто-нибудь уцелел.
– Есть! Сюда! – крикнула своим срывающимся голоском Даша. Доктор и Антон тут же бросились к ней. Через минуту доктор оторвал ухо от обломков, поглядел на Дашу, на Антона и отрицательно покачал головой. Даша упрямо сжала губы.
– Было. Стучали. Как по железу – звяк, звяк. Я слышала, – тихо и непреклонно проговорила она. – Я и сейчас слышу…
Доктор вздохнул. Что ж, немудрено. Он не переставал поражаться силе и стойкости этой девочки, и отдавал себе отчёт, что подобные галлюцинации – далеко не самое страшное, что могло бы с ней случиться. А вот Антон… Антон верил ей. Слушал и слушал холодные, молчаливые камни. Как будто и вправду бывают чудеса… Вдруг он вскочил, как ужаленный, бросился в сторону и подхватил глиняный кувшин без днища. Вернулся, приставил к обломкам и настороженно приложил ухо к горлышку. Ничего. Только гул пульсирующей крови в ушах и чирканье неровных глиняных краёв отбитого днища о камни. И вдруг… Тук. Тук. Тук… Отдалённо. Невнятно. И взаправду ли? Тук! Тук! Тук! – громче уже и звонче. И сверкнули глаза. И вздрогнули плечи.
– Доктор, сюда! Скорее! Есть!
И началась долгая, изнурительная, сводящая с ума своей нескончаемостью работа. Лопат не было – давно поломались. По двое, по трое ворочали кирпичные глыбы и брёвна. Пришли на помощь стоявшие в стороне зеваки.
Руки рассажены и изранены в кровь. Избиты камнями ноги. Трясутся и подгибаются от усталости колени.
– Дашка… Дашка, не дури, брось! Нельзя тебе тяжёлое таскать…
Но взглянет она тёмным, укоряющим взором – и замолкнет Антон. Потому что не к месту слова эти. Некстати.
Час, два или три прошло – этого нельзя было сказать точно. Уже и мозги отключились. Без их участия двигались руки, гнулась и выпрямлялась спина, переступали ноги. Казалось, только так и можно всё это стерпеть и выдержать. А тут и лопаты подоспели – ломаные, щербатые, но и то клад. Уцелели у кого-то, вовремя нашлись, повезло. Всего-то три штуки, но дело пошло быстро. Большой кусок рухнувшей стены сдвигали всей гурьбой. И санитары, и соседи, и случайные прохожие объединили свои немощные силы в одну – братскую, упорную, устремлённую. Качнулась глыбина, двинулась – и опять ни с места. Ходили вокруг, брались и так, и сяк – уступала с вершок – и не более. Дело шло к полудню, времени почти не оставалось. Вот-вот грянут со всех сторон красноармейские орудия – и никому не нужны будут эти бешеные усилия. Шёл мимо маленький, в полтора десятка человек, белый добровольческий отряд. Губин замахал руками, побежал наперерез. Командир нахмурился, но приказал остановиться и помочь. Три десятка рук вцепились в глыбу и враскачку сдвинули её. Тут же, под ней, обнаружилась глубокая тёмная дыра. Разглядеть в её глубине ничего было нельзя. Офицер вынул карманный фонарь и посветил. Глубоко – метрах в двух – что-то зашевелилось и донеслось сиплое бормотание.
– Братцы… Бра-атцы… – еле расслышалось из-под завала.
– Эй! Сколько вас там? – крикнул офицер.
– Трое… Живы… Побило сильно… Остальные не знаю…
– Сами вылезете? – крикнул доктор в этот пыльный, тёмный, ставший общей могилой колодец.
– Нет… Руки поломаны… А у кого – ноги… Куда тут… Выручайте, братцы!
– Простите, доктор, – проговорил офицер. – Я должен идти. Отряд ждут на позициях. Сами понимаете… Это вам, – и протянул Губину свой карманный фонарик. – Мне больше не пригодится…
Улыбнулся одним краем рта, скомандовал построение, протрубил: “Нале-во! Шагом марш!” И отряд скрылся за выгоревшим остовом соседнего дома.
Антон и доктор поглядели им вслед и тяжко вздохнули.
Страховали Антона Костя и Михалёв. Доктор заглядывал с другого края пролома и светил фонариком.
– Ты, Антоша, не молчи. Ты мне всё сообщай… Всё до единого. Мелочей тут нет… – вполголоса приговаривал он.
– Угу… – только и мог ответить Антон, изо всех сил удерживаясь за верёвку. Тяжко это. Силы тут нужны, да и сноровка гимнастическая. А где взять-то?
Внизу было узко, темно, пыльно и непроглядно. Тут же копошился, ворочался тот мужик с переломанными руками, который говорил с ними. Антон вытянул его, стонущего и мычащего от боли, из узкого лаза в пролом.
– Остальные? Где остальные? – настойчиво допытывался он. – Говори! Ну?
– Там… Подальше… Тесно там, узко… Мы у стены были, нам повезло… Совсем плохие они… У-ух, чёрт… – скривился мужик.
– Рёбра? Рёбра целы? Можно тебя верёвкой обвязать? – едва ли не тряс его Антон.
– Н-не знаю… А, чёрт с ним, вяжи… Слышь, там… Один совсем плох… Ноги ему прижало, растаскивать надо… Работы полно, один не сдюжишь…
– А вдвоём не поместимся, – буркнул Антон, обвязывая его верёвкой у пояса. – Иван Гаврилыч! Поднимай! Тихонько, плавно… Сергей Саввич, лезу за вторым!
И начался ад. Лаз был узок, еле пропихнуться ползком. Острые края ломаных кирпичей обдирали бока, в гортани стоял надсадный сип: кирпичная и известковая пыль не давали дышать. Но вот… Мягкое что-то… Тёплое…
– Эй! Живой? Живой? Отвечай! Ползти можешь? – кричал Антон, не зная толком, где у пострадавшего голова, а где ноги. В ответ раздался лишь слабый стон.
– Давай же, карабкайся… Без тебя-то я тебя не выдерну… – натужно подбадривал Антон, выволакивая его за ноги. Было очень тяжело, казалось, не человек это, а статуя цельного чугуна. Как только смог дотянуться, спрыснул его лицо водой из фляжки. Пострадавший очнулся и неверными движениями рук и ног стал помогать Антону. У него оказалась пробита голова. Кровь уже запеклась грязно-бурой коркой на темени, но под слипшимися волосами дыбилось лиловое вздутие. И вокруг глаз видны были сквозь слой грязи и пыли характерные “окуляры”, возникающие от сильного удара по голове. Но он был в полном сознании, только, видимо, очень страдал от боли и головокружения.
– Там… – сквозь сжатые зубы выдавливал он. – Там ещё один… Ноги… Ноги придавило…
– Знаю. Далеко? – еле проговорил Антон, сидя в проломе у завала, судорожно отпыхиваясь и наблюдая заведёнными под лоб глазами, как Михалёв опускает верёвку. Медленно-медленно. Будто во сне.
– Рядом со мной… Теперь доберёшься… Ты… Ты вот чего… Там, у дальней стены… Жена моя с дочкой остались… Может… Может, и им так же повезло, не тронуло… Заперло просто… Вы бы попробовали, а? – и, коротко простонав, мужик опустил голову на ломаный кирпич.