Вопросы
Шрифт:
Он резко поднялся и вытер слезы от солнечных бликов.
Илона совсем развеселилась. Детей отправила к бабушке в деревню, на чистый воздух, а сама дышала дымом и пылью родного города.
– Почему он тебе не нравится? – бросила между прочим за завтраком. – Замечательный этот Рига, и наш его любит.
– Да, интересный, – согласилась Таня.
– Он прекрасен! В Голливуде таких парней
Таня криво усмехнулась.
– Лучше, чем твой Виталик?
– Мой Виталик? Мой Виталик – это моя прошлая боль. Я не могу всю жизнь носить по этой любви траур. Как ты думаешь, Рига ради меня или ради тебя приходит?
– Мне кажется, что семья у нас странная.
– Да, брось! Выготцев нам совсем отцом стал. В том смысле, что не мужем. Лично я так не могу.
Илона выпила и предложила новую идею:
– Давай отправим его в отпуск, а сами тут оттянемся – по полной!
– Нет, я, наверное, с ним поеду. Он звал.
– Ну и поезжай! А я с Ригой останусь.
Но Выготцев в отпуск уже не собирался. Наоборот, пропадал в делах, а ночью маялся от бессонницы и раздражал Илону.
Рига стал бывать часто. Выготцев принял его очень хорошо, несмотря на то, что тот держался независимо. Явился как-то с приглашением на банкет в «Фортуну», Выготцев отказался из-за дел, но Рига остался, выпил и стал рассказывать о рулетке и выигрышах в казино. Выготцев заинтересовался. Потом пошли в ход карты. Рига играл шулерски и всегда выигрывал. Выготцев заглядывал ему в рукава, двигал стол, даже ковер поднимал, но ничего не находил. Илона хохотала от души, и вечер прошел весело.
На женщин Рига не смотрел, обращался только к хозяину и получил приглашение бывать чаще. И, действительно, стал бывать. С Таней они и словом не обмолвились с тех пор, как он великодушно предложил ей свои услуги. Только однажды, когда Рига вызвался привезти такую вкусную пиццу, которой никто еще не пробовал, Выготцев отправил с ним Таню, чтобы рассекретить лучшую пиццерию в городе.
Таня и сама очень удивилась.
– Нельзя было заказать просто?
Но Рига выглядел довольным. Остановил машину на обочине и подал Тане коробочку, перевязанную цветной ленточкой.
– Что это?
– Chanel-cristalle. Я же говорил, что их можно купить и здесь.
Она ничего не ответила. Рига вышел из машины и оперся об авто спиной, вдыхая прохладу ночи. Новый «мерседес» влажно блестел в лунном свете. Таня тоже вышла и посмотрела вдаль на море.
– Кажется, близко. А на самом деле...
– А на самом деле – романтика. Бывали у тебя свидания под луной?
– Нет. А у тебя?
– И у меня – нет. У меня без луны бывали.
Она усмехнулась. Остановилась в шаге от него, сунула руки в карманы джинсов.
– Ты Илоне нравишься...
– Я знаю, – кивнул Рига и протянул
– Мне нельзя, – она с улыбкой покачала головой. – Я не Илона...
– Но ведь у тебя такого не было...
Она шагнула к нему и замерла. Рига достал ее руки из карманов и взял в свои, заклиная, чтобы эта лунная ночь не отразилась чем-то отвратительным в зеркале ее памяти.
Таня была спокойна. Она и смотрела на него спокойно, совсем не так, как следовало бы в лунном сиянии ночи по законам романтического жанра.
– Мне не нужны эти эксперименты, – отвернула лицо.
– Это не эксперименты, – Рига уперся в нее взглядом. – Это правда.
– Какая правда?
– Я люблю тебя.
– Меня? – удивилась она.
Губы скривились то ли в улыбке, то ли в гримасе недоверия. Он прижал ее руки к своей груди, и она почувствовала гулкие удары его сердца. Совсем другие удары. Не захлебывающиеся и дрожащие... Удары совсем другого сердца...
Она стояла, уперевшись ладошками в его грудь, пока Рига не склонился к ее лицу, не обнял за плечи и не стал целовать в губы. Только тогда попыталась оттолкнуть его сердце.
– Таня... Это просто поцелуй. Не бойся меня. Подожди, – он удержал ее руку. – Это просто поцелуй. Ничего не будет. Ничего не бойся.
– Я ничего и не боюсь! – она опустила голову. – Но я не люблю тебя.
– Выготцева любишь?
– Да!
– Хорошо. Это очень хорошо. Ты любишь Выготцева, а я люблю тебя. У нас хорошее будущее. У меня хорошие шансы, – Рига засмеялся, снова привлек ее к себе и обнял.
Таня молчала. Не вырывалась, не упиралась. Так и стояла, прислонившись лбом к его груди. Его руки замерли на ее плечах, боясь спугнуть лунную неподвижность ее тела.
– Все пройдет, Таня. Мы все переживем, – заверил он. – Ты совсем молодая, умная, нежная, добрая...
– Откуда ты знаешь, какая я? – она вскинула глаза. – Мне кажется, я холодная, злая, бесчувственная, грубая...
– Ты не можешь знать себя, потому что никогда не чувствовала себя женщиной рядом с настоящим мужчиной...
Снова она усмехнулась.
– Брось свою терапию. Мне не тринадцать лет. И так, как я была с мужчиной, я тебе не пожелаю...
Рига расхохотался.
– Разве сейчас тебе плохо?
– Плохо. Я думаю про эту чертову пиццу, которую мы не успеем купить, про то, что он будет всю ночь ругаться с Илоной, а потом придет ко мне, про то, что утром Илона спросит, к кому ты приезжаешь... И мне плохо от всего этого...
Он кивнул.
– А теперь представь, что пицца уже давно куплена, что семейные проблемы Выготцева тебя не касаются, что на любое его требование ты можешь просто сказать «нет», потому что твое желание – важнее всего, и уж точно, важнее самого Выготцева. А сейчас есть только луна и мы вдвоем.