Вопросы
Шрифт:
Город мало изменился с весны, продолжая жить своей размеренной провинциальной жизнью. «Фортуна» будто и не принадлежала ему, являясь частью другого – параллельного, роскошного мира. Дим рассматривал спящий город, лишенный всякого подобия ночной жизни, и в уме просчитывал все, что можно было бы привнести в его размеренность. Пожалуй, если дела пойдут хорошо, у Дима хватит средств, чтобы открыть ночные магазины, новые клубы, организовать летний музыкальный фест и расширить деятельность порта, введя пассажирские линии на Турцию, Грецию и Италию. Он сможет это осуществить, даже имея такую прибыль, какую
Наконец, Дим остановился у многоэтажки и поднялся к квартире Риги. Нажал уверенно кнопку звонка.
Она открыла, не задав ни одного вопроса. Была в длинном платье с подчеркнуто тонкой талией и босая. Волосы уже отросли до плеч, и прической она напоминала Ригу, но без его шелковой мягкости. Дим отвел взгляд от ее лица и стал смотреть на ее маленькие босые ступни на ворсистом ковре.
– Проходи, – сказала она, наконец.
Дим прошел в квартиру и заговорил резко, пытаясь не сбиться с мысли:
– Таня, у меня к тебе есть просьба. Понимаешь, я очень люблю Ригу. Он мне дорог. Он мне нужен в «Фортуне», и вообще нужен делу. Мне жаль смотреть, как он изводится с тобой. Если ты его любишь, то мы оба хорошо знаем цену этой «любви». Я хочу заплатить тебе эту цену, чтобы ты оставила его в покое. Я могу назначить тебе ежемесячное пособие... в пятьсот долларов. Согласна?
Она спокойно села.
– Думаешь, мне нужны от него только деньги?
– Думаю, да.
– И ты ценишь Ригу в пятьсот баксов?
– Нет, я тебя ценю в пятьсот баксов, – поправил Дим. – Для нашего города это немалая сумма.
– А ты смог бы заплатить тысячу?
– Хорошо, – согласился он.
– А две? Две я не стою? – усмехнулась она.
– Две? Хорошо, две. Но это последняя цена, – отрезал Дим.
– Нет. Мне не нужны эти деньги. Рига любит меня! – произнесла она твердо.
Дим взглянул ей в глаза. И эти глаза... были наполнены отчаянной влагой, которая не могла уйти со слезами. Потемнели до зеленоватой черноты и мерцали обидой и злостью.
– Таня... ты же не любишь его! – воскликнул Дим.
Она отвернулась.
– Если ты думаешь, что я никого не люблю, что я проститутка, то должен знать, что с Ригой я буду иметь намного больше, чем две тысячи баксов в месяц.
Дим опустил голову, взглянул на ее босые маленькие ступни и вдруг упал на колени и обхватил их.
– Танечка, я совсем не это хотел сказать. Не про деньги. Просто не могу поверить, что ты его любишь... Это невозможно! Этого не может быть!
– Убирайся вон! – она вырвалась. – Я люблю Ригу. И мы всегда будем вместе! А ты... дрянь. Сволочь... Помешан на своих грязных деньгах! У нас будет семья, дети. Это не продается!
– Таня...
– Пошел вон!
Она оттолкнула его. Дим вышел на площадку и закурил нервно. Оглянулся на дверь и пошел вниз.
Рига скользнул в тень, и Дим прошел мимо.
Таня не плакала, только бросилась к Риге и обхватила его руками. Пальцы дрожали, и губы дрожали...
–
Рига погладил ее по голове.
– Ты слышал? – она вскинула глаза.
– Прости, я... сомневался, что он тебе не нужен.
– Мне никто не нужен, кроме тебя, – заверила она. – Никогда больше не сомневайся, Рига.
– Не буду, – он поцеловал ее в лоб.
За короткое время, проведенное с Ригой, Таня устала больше, чем за долгие годы с Выготцевым. Устала заставлять себя жить новой жизнью, чувствуя только то, что ее новая жизнь тяжелее прежней.
Секс – это не все в жизни, но и любовь – далеко не все. Тем более, в современном мире, где эти понятия никак не связаны. И семью, пожалуй, нельзя строить на любви: чувство – слишком непрочная основа для долгосрочных обязательств. Но вдруг она поняла, что любовь – это все в жизни. А без нее – никакой жизни нет. И дело не в возрасте, не в характере и не в деньгах. Оказавшись в объятиях молодого Риги и надеясь вычеркнуть из памяти свое прошлое, Таня постепенно стала сожалеть о своей спокойной, мерной и только приступами суматошной жизни в доме Выготцева.
Но, убедившись в том, что Рига любит ее и что у них есть будущее, Таня и не подумала отказать ему. И не отказывала никогда потом, когда Рига возвращался из «Фортуны» под утро. И ритм ее жизни изменился, сломался, и, казалось, что сломался позвоночник, и ее руки, ноги и все тело перестали принадлежать ей, повисли безвольно. Если Рига и был требователен, то не к ее поведению, а к чувствам. И она ловила себя на том, что приноравливается к нему точно так же, как к старику Выготцеву, зная, когда ему улыбнуться, а когда подыграть в его страстном порыве.
Итак, найдите сто отличий. Найдите десять отличий. Найдите хотя бы пять...
Но когда пришел Дим, чтобы швырнуть ей в лицо деньги «за Ригу», Таня поняла, что поступила правильно, как бы тяжело ни дался ей этот выбор. Потому что этот человек... на весеннем столичном ветру, в кепке, в черных очках поверх кепки, с покрасневшими руками... этот человек... в фирменных джинсах и дорогом кожаном пиджаке, только что вышедший из дорогого автомобиля... он никогда ничего не увидит в ней, кроме продажной девки, кроме проститутки, дешевой содержанки. Он никогда не поверит в то, что она живая женщина, которая хочет любить, мечтает о семье, о собственном доме, которая просто ошиблась, оступилась и полетела бы в пропасть, если бы Рига не подхватил. Но Ригу – Бог послал. Рига подхватил. И за это Таня будет служить ему верой и правдой, как преданная собака или протертое полотенце.
А потом думает – зачем? Зачем он подхватил? Ведь это то же самое, что угождать Выготцеву, жить с ним, понимать, что он хороший человек, и ничего не чувствовать к нему, кроме благодарности.
Размышления измучили ее совершенно. Она проводит бессонные ночи без Риги в его квартире, а утром он возвращается и увлекает ее в постель. Потом спит до обеда, а она бродит одна по дому. Потом вместе выходят, обедают где-то... Но четкого режима нет: Рига может подолгу пропадать на сделках, на каких-то разборках, в качалке с ребятами.