Вопросы
Шрифт:
– Я не такая, – она покачала головой.
– Я знаю.
Дим заказал одежду из магазина, повторяя за Таней абстрактные цифры размеров.
– Потом ты и меня назовешь шлюхой, как эту девушку? – спросила вдруг она.
– Нет, – ответил он серьезно. – Никакого «потом» не будет. Это навсегда.
– Это дно пропасти. Дальше падать некуда.
– В нашем перевернутом мире дно пропасти – вершина счастья. Ты никому не будешь принадлежать, кроме меня.
– Даже если не буду принадлежать тебе?
–
Она, как птица, метнулась к окну и застыла, глядя вдаль на море. Дим подошел сзади и обнял ее, чувствуя, как ее сердце постепенно успокаивается и начинает биться ровнее.
В полдень пришел Рига. Дим и Таня по-прежнему были в номере, боясь впустить в свой мир посторонних. Рига вошел молча и молча опустился в кресло. И Рига показался им почему-то чужим, малознакомым человеком, холодный взгляд которого не располагал даже к простой беседе.
– Я вечером с Кротом уеду, – сказал Рига. – Все уладил. Чисто. И с ментами – чисто будет.
– Куда?
– Туда, – Рига махнул рукой в сторону, противоположную морю. – Крот сказал, там воздух чище, и ветер тише.
– Рига, не ищи войны...
– Я не ищу войны. Если бы я искал войны, я нашел бы ее здесь и не ехал бы для этого в столицу.
Дим кивнул.
– Я дам тебе один адрес. Это мастерская «Фуджи». Глеб – мой хороший друг и знает там... все зацепки. Знает нужных людей. Он поможет.
– Один твой друг мне уже помог, – криво усмехнулся Рига. – Все было – и растаяло. И сам растаял.
Рига поднялся, пошел к двери.
– Рига, зря ты! – Дим вскочил. – Зря, Рига! Я одному тебе доверяю на всем белом свете. Ты – друг, Рига. А друзей... вот так терять – сволочно...
Таня смотрела молча. Рига оглянулся и вглянул на нее.
– Вы оставайтесь... Бог даст, через триста лет свидимся.
Дверь за ним закрылась. Но Таня бросилась за ним, догнала на лестнице и заговорила, обращаясь к его спине:
– Прости меня, Рига... я тебя предала, я знаю. Но я так испугалась, что ты его убьешь... так испугалась, что ни о чем больше не могла думать...
Рига, наконец, обернулся.
– Ну, ясно. Не плачь. Я уеду. У меня будет свой октябрь. А у вас – свой...
– Спасибо, что оставил его в живых. Ты и мне... жизнь спас. Это должно закрыть старый счет.
Рига невесело усмехнулся.
– Я уже открыл новый.
Когда Таня вернулась в номер, Дим говорил по мобильному телефону, отвернувшись к окну.
– Нет, Глеб, ты ни от чего меня не оторвал. Мы все еще держимся за руки. И это... самое чудесное, что со мной было. А к тебе у меня просьба. Я дал твои координаты одному парню. Его зовут Рига. Да, Рига. Он едет в столицу с Кротом на место Джина. А Джин... Джин ушел в свою бутылку – на триста лет. Да, это Рига его туда вогнал, и было, за что. Так вот, ты помоги Риге.
Дим обернулся к Тане.
– Это Глеб-Фуджи, передает тебе привет.
– Разве он меня знает? – удивилась она.
– Он знает, как я тебя люблю.
– Действительно, любишь?
Дим берет ее за руку. Сколько пролито между ними слез, боли и крови. Целое море. Но это море – маленькое, потому что и земля невелика. Это море, у которого есть правый и левый берег. Это море, по которому не ходят пассажирские суда. Это море, в котором не водится большая рыба.
Ее глаза – глубже этого моря. Взгляд становится спокойнее, а пальцы перестают дрожать в его руке. Она смотрит прямо ему в лицо.
– Пообещай, что никому меня не отдашь...
Дим клянется, что никому ее не отдаст, потому что она для него дороже его жизни, дороже этого города, этого моря и этого солнца. Она дороже всего на свете. Только благодаря ей он понимает реальную цену этого мира.
А через месяц звонит Лиля-Фуджи и смеется в трубку.
– Дим? Как ты? Держитесь за руки?
– Держимся.
И он целует Танину ладошку.
– А этот Рига твой... он клевый. Пацаны на него молятся. Он в Джиновом клубе обосновался. Про Джина уже никто и не помнит. Ну, постреляли немного. И, знаешь, – она понижает голос до шепота, – я даже думаю, что, может быть, мы будем спать втроем... в одной постели...
– Кто «вы»?
– Мы, – говорит она еще тише.
– А где Глеб?
– Да вышел на кухню. Ну, спасибо тебе за Ригу, – торопливо заканчивает она и бросает трубку.
Обычно, когда люди хотят поставить точку, перевернуть страницу и забыть часть своей жизни, результат бывает прямо противоположным. Они оказываются еще прочнее впутаны в паутину прошлого. Дим, однажды уже пытавшийся разорвать все нити, теперь оказался связан ими же по рукам и ногам.
Сеть действовала слаженно и четко, как проверенный годами часовой механизм. И совершенно изолированно, отдельно, подчеркнуто независимо, действовала cтоличная cеть Риги. На этом, кажется, точка все-таки была поставлена, сферы влияния разделили раз и навсегда. С тех пор информация о Риге доходила самая общая, словно из радиоприемника, улавливающего только один-единственный – первый национальный – канал. Дим, впрочем, избегал не только прямых контактов со cтоличной cетью, но и любых упоминаний о Риге.