Вопросы
Шрифт:
Но отличие было. Таня прислушивалась к скрипу пружин, и ей казалось, что этот скрип раздается прямо из ее сердца. Она зажмурилась, пытаясь отдаться не столько мужчине, сколько хаосу человеческих инстинктов, но скрип пружин спугнул все женские, похотливые, кошачьи, животные инстинкты и оставил одно чувство недоумения.
Рига, со всей своей опытностью древнего воина, скандинавского рыцаря и современного ловеласа, обращался с ней вполне профессионально, и притом не методически и по-спортивному сухо, а поэтически упоенно и чувственно. Таня поняла это.
Нельзя сказать, что увлекшись сопоставлениями, она не чувствовала ровным счетом ничего. Она легко поддалась его ритму и отвечала ему с не меньшим желанием, радуясь тому, что его кожа такая гладкая, свежая и приятная для губ. И вдруг, устав от острой упругости его тела и от его ласк, она зло подумала: «Когда же это закончится?», и тут же ее захлестнуло то самое недоумение... отчаянное, безысходное, на грани рыданий и истерик.
Усвоив механику, ее тело продолжало отвечать Риге, а душа, как прежде, смотрела со стороны на эти жалкие попытки и унизительные терзания. Не вооружившись никакими контрацептивами и боясь усложнить ее жизнь непредвиденными последствиями близости, Рига, наконец, приподнялся над ее телом, освободив его от своего присутствия. Таня обхватила его за спину.
– Рига, хороший мой... мой добрый мальчик..
Закрыла за собой дверь ванной, включила воду и присела на холодный кафельный пол.
– Хороший мой мальчик... Лучше бы я умерла вместе с ним. Лучше бы я умерла... Лучше бы я умерла, Рига...
Вода продолжала течь.
Когда она вернулась в комнату, Рига не спал. Сидел раздетый на постели, едва прикрывшись простыней, красивый неестественной – древней красотой. Таня села рядом и поцеловала его в голое плечо.
– Прости меня.
Рига отвернулся, дернул выключатель и погасил ночник. В темноте посмотрел ей в лицо.
– Ты моя. Ты будешь всегда со мной. Мы поженимся. Сейчас ты напряжена и поэтому... поэтому тебе тяжело.
– Прости меня, – повторила она.
– И ты меня прости, Таня. Нам не нужно было спешить. Я, наверное, переоценил себя. У меня было много женщин, и все они... все... короче, – Рига сбился. – А теперь они все ничего не значат по сравнению с тобой, с одним твоим взглядом...
Они лежали обнявшись, и каждый чувствовал себя несчастным каким-то новым несчастьем, которого не было раньше. Рига прижимал ее к себе, и чем она была ближе, тем сильнее что-то зудело в сердце и не давало уснуть. И Таня не спала, дышала в его плечо и пыталась выровнять дыхание, чтобы не задохнуться от слез.
– Я люблю тебя, – повторил вдруг Рига и почувствовал, как ее слеза обожгла ему плечо.
Это не была первая любовь и не была любовь с первого взгляда. Ничего «первого» в ней не было, и он для нее не был первым.
Лето клонилось к закату. Очередное строительство, завуалированное покровом ночи, не отпугнуло приезжих. Риге казалось, что все отдыхают среди груды кирпичей и цемента. Парадоксальная была ситуация: ни дым заводов, ни грязная вода, ни кирпичи не только не нарушали идилии отдыха, а, наоборот, раскрывали глубоко затаенные человеческие склонности, пороки и дурные привычки: употреблять наркотики, пить, водиться с проститутками, играть в азартные игры. И все расставались с деньгами легко и весело.
Он словно выпал из жизни «Фортуны». С Димом общался мало, словно обрывками сказанных раньше фраз. Как-то вечером Дим отыскал его в казино, оторвал от разговора с охранниками. Вгляделся, словно не узнавая...
Рига вышел за ним из казино и пошел по залитому лунным светом берегу. Дим снова посмотрел пристально.
– Что ты такой – худой и бледный?
– Ночью все худые и бледные, – усмехнулся Рига.
– Дело есть.
Дим заговорил о сделке. Из Азии шла крупная партия товара, больше половины которой Дим планировал оставить в «Фортуне». Столице в лице Джина впервые должна была достаться меньшая часть.
– Я думаю, что сезон не закончится августом, хотя уже холодает. Скорее всего, гости проторчат до октября. Кроме того, нужно держать территорию, не сокращая оборот. У зимы для нас есть свои преимущества – от нее хочется бежать.
Рига кивнул. В последнее время он только кивал и отмалчивался. Дим выглядел спокойным и довольным ходом дел. Бросил на Ригу острый взгляд и вдруг спросил мягко:
– Это она тебя так изводит?
– Уже доложили? – огрызнулся Рига.
Дим пожал плечами.
– Доложили, что ты ее к себе забрал. Вот и все. Остальное – на тебе написано.
Рига отступил от него.
– Я ее не оставлю! Никогда! Мы через все пройдем вместе. Просто... мне... мне с ней тяжело очень. Так тяжело, будто я виноват. Виноват даже в том, что хочу ее...
Дим посмотрел вдаль на серебристые прохладные волны. Бросил едко:
– Не изводи себя, Рига. То, что она не кончает, – не твоя проблема.
Но Рига вдруг смутился, словно до этого они никогда не обсуждали общих девок и не оценивали их, как на дешевой распродаже. И Дим, услышав собственные слова, напрягся, словно столкнул на пол что-то хрупкое, что разбилось со звоном и рассыпалось осколками.
– Это моя проблема, – выдохнул Рига. – Это моя проблема. И уж точно не твоя!
Рига резко отвернулся и бросился назад к «Фортуне». И Дим понял, что нужно сделать, чтобы не потерять этого убегающего парня: переступить через хрустящие осколки и поговорить с ней. Поговорить с ней о жизни на земле, о лунном свете и крике чаек над морем. А точнее – о ее любви, которая изводит Ригу. Оставив силуэт Риги за окнами казино, Дим сел в машину и погнал к городу.