Вопросы
Шрифт:
Ходили слухи, что Дим – развенчанный мафиози, что он пережил страшные вещи, что его девушку пытали, что его лучший друг погиб, что его враг украл у него невесту и женился на ней. Но иногда Дим хохотал так бесшабашно и заразительно, что все сплетни о пережитых им несчастьях рассеивались сами собой.
Милена до этого дня считала его просто балбесом, который не может найти применение своим деньгам. Но теперь, слушая его прерывистый бред о какой-то сети, сожалела, что не поверила подружкам и осталась с ним на ночь. Стала торопливо одеваться, хватая с полу
– Милена, послушай! Я уеду! Вернусь в свою «Фортуну»…
Она пошла к двери.
– Ты не уйдешь от меня! – сказал Дим. – Я тебя создал. Только я могу владеть тобой! Не Рига, никто другой, только я!
Милена выскочила из квартиры и побежала вниз по лестнице. Поняла, что забыла где-то около кровати свои колготки, но понеслась еще быстрее. Она боялась психов, как нищих и калек на улицах, и считала дурным знаком встречу с ними.
Только оказавшись на площади и потрогав деньги в кармане плаща, немного успокоилась и замедлила шаг. Мужчина, обогнав ее, оглянулся, и она улыбнулась, пытаясь совладать с дыханием. Он обратился к ней по-английски, и она ответила, продолжая улыбаться. Милена хорошо знала английский.
– Я приехала из Косово, – сказала она.
Когда Таня открыла глаза, почти не удивилась: однажды уже оживала в белой палате, в клинике для нервнобольных – для того, чтобы совершенно утратить контроль над своей жизнью. Но оглядевшись, поняла, что ничего общего с роскошной клиникой для богатых психов эта палата не имеет.
Помещение представляло собой очень узкую каморку, похожую на кладовую для хранения больничного инвентаря, но с окном. На окне болталась белая занавеска с синей печатью в нижнем углу, стены были выкрашены желтоватой краской, а тумбочкой, на которой Таня заметила свою сумочку, служил некрашеный табурет. Сама Таня лежала на кровати, застланной сероватым бельем.
Боли она не чувствовала. Вообще не чувствовала ничего, кроме запаха хлорки, распространяющегося из коридора. Таня пошевелила рукой и только теперь заметила, что одета в больничный халат бледно-зеленого цвета, а к ее руке тянется капельница.
Она снова закрыла глаза. Она где-то… допустим, в каком-то небольшом городе. Если она еще здесь, значит, Рига еще не нашел ее следов. При ней не было документов, значит, ее здесь не знают и лечили – авансом, поверив, что норковую шубу она не украла. И значит, пока она в полной безопасности. Но если только…
Дверь заскрипела, и Таня взглянула на вошедшего. Это был высокий мужчина в коротком белом халате и смешной белой шапочке, надвинутой на глаза. Глаза были большие – карие, лицо вытянутое, усатое-бородатое и несколько растерянное.
– Приходите в себя? – спросил он.
Таня узнала его голос. Это он ночью кричал о своей совести. Доктор убрал на пол ее сумочку и сел на табурет около кровати.
– Как самочувствие?
Она кивнула.
– Отвечать вы можете? – спросил он снова.
– А вы? – спросила
Он улыбнулся.
– Смотря что вас интересует…
– Где я?
– Вы… в железнодорожной больнице станции Удачная.
– Какой станции?
– Удачная.
– Это она так называется?
Из «Фортуны» – в Удачную? Таня усмехнулась.
– Да, она так называется, – кивнул доктор. – А я называюсь Виктор Карпович Иванченко.
– А я – Таня. Это большая станция?
– Нет. Маленькая, – доктор почему-то смутился. – Вас сняли с электрички в бессознательном состоянии. Медлить было нельзя…
– Что со мной было? – спросила она безразлично.
– Очень серьезное воспаление, по всей видимости, после выкидыша, слабость, истощение организма, что – при вашей одежде – довольно странно. А потом – остановка сердца и клиническая смерть.
– Действительно, странно, – согласилась Таня. – То есть вы – гинеколог?
– Нет, я хирург. Гинекологии в этой больнице нет, врача вам вызывали из районной. Теперь я должен за вами приглядывать, пока вы не поправитесь…
– Как решили с деньгами? – спросила Таня.
– Я заплатил.
– Вы?
– А что мне оставалось делать? – он развел руками. – Мне не нужен был летальный исход – на мою совесть…
Она кивнула.
– Я верну вам все. Потом… Я просто не ожидала… летального исхода. Я ехала… к бабушке.
Оттого, что Таня не успела обдумать то, что хотела сказать доктору, врать было неловко.
– Откуда?
– Из дому.
Он кивнул.
– Сколько я еще здесь пробуду?
– Это зависит.., – он оборвал фразу. – Вы очень слабы. Сейчас вам капают витамины и прочее. И ваше воспаление было очень запущено. Вам нужно было обратиться к врачу давно, немедленно…
– Я знаю. Я не могла.
Снова он удержался от вопроса.
– Поэтому состояние ваше теперь очень неопределенно. Радует только то, что сердце удалось завести заново. Это значит, что у вас будет новая, совершенно другая жизнь.
Теперь он смотрел очень внимательно. По лицу Тани текли слезы, но она не вытирала их, словно все происходящее в этой палате продолжало существовать отдельно от нее. Слезы стекали по вискам и впитывались в подушку, оставляя мокрые пятна. Она шмыгнула носом.
– Спасибо. Обещаю, что скоро поправлюсь, расплачусь и исчезну.
– Это вовсе не обязательно, – сказал он. – Здесь очень тихое, уютное место.
В первую секунду показалось, что он ее знает. Но в его взгляде Таня не заметила узнавания. Мог ли знать ее хирург захудалой, провинциальной железнодорожной больницы? Вряд ли… Просто предположил что-то.
– Спасибо, – сказала она снова.
Доктор больше не спрашивал больше ни о чем, но и не уходил. Просто сидел рядом и смотрел за окно. Таня видела, что его растерянное лицо кажется старше, а на самом деле ему, может, нет и сорока. Вдруг он снял свою смешную шапочку и обнажил бритую голову. Только теперь она заметила, как тихо и спокойно вокруг, и как он скромен в своих расспросах.