Восхождение
Шрифт:
«Что же это?
– подумала Диана, невольно прячась от гостей.
– Моя жизнь продолжается с какого-то момента вновь? Или это видения моей души? Видения сна?»
У Тимофея Ивановича голова отяжелела - то на лбу у него выросли рога, что, впрочем, его не смутило нисколько, потому что и гости носились, кто с конской головой, кто с хвостом русалки, в общем, кто во что горазд. Сказка! Сон!
Или они затеяли пикник в белую ночь где-то на лугу у озера в глухом лесу? Да еще нарядились во всякие костюмы, чтобы
– Что же такое происходит, хотел бы я знать?
– недоумевала конская голова со знакомыми интонациями в голосе.
– Уж ясно, милый мой, что, - пропела русалка.
– Ха-ха-ха!
И тут же прохаживалась нимфа, разумеется, обнаженная, с венком из первоцвета, а вокруг него скакал сатир, - что-то до боли знакомая парочка, подумала Диана. При высоком росте, стройная и тонкая в любой одежде, Эста в обнаженности своей являла неожиданную, чистейшей воды женственность, когда продолговатое туловище нежнейших очертаний подпирало легкую талию и изящный бюст, - рисунок художника был точен, будто она ему позировала нагой. Нимфа, еще не обретшая человеческую душу, чтобы явиться Психеей?
– Шабаш ведьм? В самом деле? Поскачем и мы туда!
– предложила бычья голова.
– Вперед! Вперед!
– вскинулась конская голова.
И в самом деле поскакали по лесам и болотам.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Воронья гора. Ночь.
Леонард, словно сейчас очнувшись в сумерках ночи, видит Аристея:
– Где мы? И пешие? На конях мчались над озером в горах мы от погони. Сорвались вниз, в ущелье?
Аристей, рассмеявшись:
– Вознеслись над Комо; лошади упали в воду… А мы воздушными путями теней, как птицы перелетные, вернулись в края родные. Золотые шпили не видишь Северной Пальмиры?
Леонард, пребывая в тревоге:
– Да! Но, странно, город, как мираж, подвижен… Вокруг же дичь и глушь былых времен, с раздольем для зверей и птиц несметных, со стрекотом сверчков и насекомых и с хором нескончаемым лягушек; и с клекотом далеким лебедей, и трели с щелканием соловьев в прибрежных рощах, будто над Окою.
Аристей, припомня свои скитания в лесах Дальнего Востока:
– Ночь летняя повсюду такова, Эдем, где не было грехопаденья, - то песнь любви земного бытия.
Леонард все в сомнениях:
– Реальность перед нами, иль виденье?
Аристей торжественно:
– Текучее пространство всех времен - вот сфера странствий во мгновенье ока. Но должно нам остановиться здесь, а мир во времени пускай восходит из бездн кромешных до зари в полнеба, чтоб просиять в просвете бытия.
Леонард, словно воочию погружаясь в воспоминания
– Мне кажется, я снова над Окою, как в детстве, пролетал...
– Что видишь там?
– Я вижу кладбище, в венках могилу, надгробный мрамор с абрисом Дианы.
Аристей, весь покачнувшись:
– Как болью в сердце отдалось! Недаром мне мысль о ней ориентиром служит, и то-то среди теней мы неслись.
Леонард, словно впервые вспомнив:
– А что же с Эстой? Если как Психея она сошла в Аид, где смертный сон несчастную объял, по Апулею? Могу ль спуститься я в Аид за нею?
– Ну, вряд ли. Сделаем иное мы. Смотри же! Отовсюду вслед за нами слетаются какие-то тела...
– То ведьмы!
Аристей смеется:
– Те, что на метле, пожалуй. Со всей Европы на шабаш спешат. Встречай же ведьм, одевшись в козью шкуру, достопочтенный мой ночной козел!
– Да вы смеетесь, Аристей!
– Не знаю. Я в центре празднества сатира вижу, а рядом нимфу, по рисунку, помнишь? Когда то сбудется, Психею в яви ты узришь, с воскресением богов!
Леонард, догадываясь наконец:
– Ах, вот что вы задумали. Прекрасно!
– Не я задумал празднество ночное. Но мы вмешаться можем без потерь для теней, я надеюсь, и для ведьм.
Леонард, вскидывая руки, словно пролетает над горой
– Но теням нет числа и края. Слетаются, как птиц живая стая, из бездн ли ада или с высших сфер, спадая вереницею гетер, то куртизанок, то певичек с роскошною раскраской птичек.
У рощи с озерцом явилась дева, играя яблоком. Ужели Ева?
Аристей смеясь:
– Модель художника вошла во вкус и прародительницей здесь явилась.
Леонард в изумлении:
– Да, что же это? Продолженье бала? Там Цезарь с Клеопатрой проступают иль с Жозефиною Наполеон...
Хор гетер с певучими голосами:
– Кипит любовь в крови. О, щедрый дар природы! Но все ж мы жрицы не любви, а света и свободы.
Берем уроки мы у муз и у питомцев Феба, и нет пленительнее уз, что нас возносит в небо.
Пусть жизнь безумно коротка. Но волей упоенная без меры и через долгие века прекрасна жизнь гетеры, свободной средь рабынь и жен.
Будь славен в мире Аполлон!
Хор певичек, спускаясь, как раскрывается чудесно раскрашенный веер:
– Куда занесло нас?
– На север, как в горы, мы вознеслись!
– Не здесь ли дворец небесный поверх облаков стоит? Из яшмы и нефрита хранилище тайн и чудес.
Здесь ночь, исходящая светом, сияет, как новый день.
Мы мчались северным краем по шару земному вокруг на таинство неземное на стыке стран и времен.
Хор куртизанок вереницей слева и справа:
– Амур! Амур! Бог милый и лукавый, пуская стрелы для забавы, он служит нам, на грех. Но сладостен успех.