Восхождение
Шрифт:
Аристей и Леонард, выходя из темной комнаты, раскланялись и назвались своими итальянскими именами. При всей своей выдержке и приветливости придворный побледнел и отступил, но тотчас пришел в себя и быстро принял решение.
– Имена ваши мне известны. О вас спрашивали. В связи с делом мессера Альфани. Вы, господа, меж двух огней. В этих обстоятельствах вам лучше искать покровительства у герцога.
2
Их вывезли куда-то за город, как выяснилось, на виллу герцога, где им предоставили относительную свободу
– Нас принимают за шарлатанов и хотят посмеяться7 - предположил Аристей.
– Я готов взяться за кисть. Только, с кого мне писать Люцифера, как не с тебя, мой друг?
– Аристей! А что если мы разыграем из себя комедиантов, которым на крючок попался бедный Альфани, возомнивший себя великим магом?
– рассмеялся Леонард.
– В том, что он плохо кончил, никто здесь не станет нас винить, а лишь посмеются над беднягой.
– Пожалуй, - согласился художник.
– Итак, мы не шарлатаны, а комедианты. Нам предстоит дать представление? Какое?
– Разве нам не дали тему?
– поразмыслив, сказал Леонард.
– Все весьма кстати. Меня самого тянет продумать историю Люцифера, как некогда - Эрота. Это же непосредственно касается меня, моей судьбы.
– Ты прав, мой друг, - оживился Аристей.
– Только нам не следует забывать о том, что мы здесь пленники.
– Да вот конюшни! Мы в любой момент можем ускакать, стоит пробраться к лошадям.
– С нас не спускают глаз дюжие молодцы.
– Мы устроим представление, как бывало у нас в деревне, в сенном сарае. Зачем это, легко доказать. А ваше дело - из сарая сделать театр с небом над сценой, в котором явится сам Господь Бог.
– Ого!
Началась подготовка к театральному представлению. Придворный Николло Ландино, столь похожий на графа Кастильоне, вызвавшись сам присмотреть за странными гостями герцога, с радостью заметил, что они знают превосходно свое дело. И с готовностью содействовал им во всех их начинаниях. Были приглашены актеры. Сенной сарай вычищен, вымыт и весь забран занавесями таким образом, что при свечах представлял весьма обширную сцену с креслами для избранной публики, с видами природного ландшафта и неба, то сияющего, дневного, то ночного, в звездах.
Аристей весь отдался работе, тем более что, по повелению того самого придворного, он ни в чем не знал нужды. Сенной сарай снаружи теперь напоминал обычный балаган бродячих актеров, только поосновательнее, с высокой крышей, с афишами, коих те малевали кое-как, а у Аристея - в духе театральных плакатов начала XX века, настоящие произведения искусства, что сразу оценил придворный, чуткий ко всему, что может удовлетворить взыскательный вкус герцога.
Леонард бродил по окрестностям, в пределах владений герцога; нередко, чтобы его вернуть, стражники приводили ему лошадь, и он с восторгом скакал вокруг виллы, так что конюхи принимали его не за пленника, а за одного из гостей герцога. Между тем он входил и в конюшни, примечая все, чтобы совершить в подходящий момент побег.
Впрочем, эти случаи уже возникали, но Аристей жаждал сотворить нечто удивительное и для эпохи Возрождения, словно заразившись честолюбивым соперничеством знаменитых художников, а Леонард лелеял надежду хотя бы еще раз увидеть Бьянку, влюбленный страстно в ее телесность, столь совершенную, когда она выступает как идея красоты, чистейшая духовность.
Он еще не любил так, очевидно, воздух Италии переменил его совершенно. В его увлечениях с детства всегда обнаруживалась раздвоенность, если угодно, между телом и духом, или моральная рефлексия, когда первоначальная чистота утрачена, а высшая цельность не обретена, что лишь усугублялось его превращениями в Эрота и Люцифера.
Предаться всецело любви? Похитить Бьянку? Она своенравна, самовластна, может и не полюбить его, не откликнуться на его чувство. Как всякого влюбленного, подобные сомнения ввергали его в отчаяние. И вот он тешил себя, кажется, впервые мыслью о том, что как Люцифер мог бы позволить себе все, чего пожелает, обладая нечеловеческим могуществом, тешил себя тем, что предстанет перед красавицей личностью куда более величественной, чем ее господин и возлюбленный герцог.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Наконец настал день, когда длинная вереница всадников и карет подъехала к вилле среди гор неподалеку от озера Комо. Актеров заперли в сенном сарае на заднем дворе, чтобы до поры до времени они не попадались на глаза гостям. Леонард лишь сверху, с чердака сарая, откуда через стог сена, вынесенного наружу, можно было перепрыгнуть на крышу конюшень, наблюдал за въездом гостей, среди которых он не нашел Бьянку.
Неужели ее не будет? Или просто он пропустил ее? И вдруг именно она показалась на заднем дворе, с герцогом, который осмотрел балаган снаружи и, видимо, весьма довольный, не стал заглядывать вовнутрь, хотя молодая женщина явно порывалась войти.
– Надо думать, там не менее удивительно, - произнес герцог, моложавый старик, тоже словно сошедший с полотна одного из знаменитых художников, только в мантии папы.
– Нас пригласят, когда все будет готово. Иначе пропадет весь эффект. Идем к гостям.
– Хорошо, хорошо, я сейчас, - и Бьянка прошла за высокий стог сена, точно ожидала увидеть поэта у проема чердака. Он там и стоял. В одно мгновенье Леонард прыгнул на стог и скатился с него вниз. Бьянка, имея множество всевозможных нарядов, надела то платье, в котором он впервые ее увидел, и это влюбленный счел за хороший знак.
– О, владычица! О, мадонна!
– Леонард немедля заключил чудесную красавицу в объятия, рискуя вызвать у нее неудовольствие, а у герцога гнев, но одно прикосновение к этой живой нетленной красоте стоило жизни, целого мира, всей Вселенной.
– Будьте осторожны!
– прошептала Бьянка.
– Здесь кардинал Содерини. Его люди следили за вами. Он утверждает, что вы те самые духи, коих вызвал своими заклинаниями несчастный Альфани, - она оттолкнула его от себя.
– Ну, если мы духи, то пусть нас остерегается кардинал, а не мы его, - рассмеялся бесконечно счастливый поэт, ибо и в том, как Бьянка оттолкнула его, почувствовал ласку.
– Как ты прекрасна! С ног до головы - тайна сладчайших прелестей и чудо совершенства. Нет, тебя создал не Бог, а сонм ангелов, влюбленных в тебя, и я, может статься, был среди них.