Восхождение
Шрифт:
Но Аристей и Леонард, не склонные играть роль духов, вызванных заклинаниями мессера Альфани, покинули его на постоялом дворе по пути в Рим, когда тот пожелал, чтобы явилась перед ним сама Елена, прекраснейшая из смертных женщин.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
В Милане, куда добрались не без приключений, они сняли дом, собственно мастерскую для художника, которого потянуло к работе неудержимо. Между тем пронеслись слухи о мессере Альфани, который
– Что же будет с Альфани?
– Аристей вздохнул.
– Ты не мог бы его спасти?
– Вряд ли, - задумался Леонард.
– Ну, а если вызволить из тюрьмы, что дальше?
– Да, он станет нам обузой.
– В конце концов, мессер Альфани сам выбрал свою судьбу. Если чистосердечно покается, его простят. Ну, если не кардинал, то Господь Бог.
– А что если нам самим явиться к кардиналу Содерини и поднять на смех Альфани с его магией?
– рассмеялся Аристей.
– Нет! Поднять на смех нашего мага и чернокнижника нам не удастся. В магию здесь верят все, и кардинал, убрав Альфани, пожелает сам сговориться с нами. Чего он потребует от нас?
– Кажется, ясно, чего. Уж не знаний, надо думать, а власти.
– Пропал Альфани.
Вскоре Аристей познакомился с художниками, посещая их мастерские и приглашая их к себе на вечеринки. Однажды, в самый разгар веселья, один из гостей, только что прибывший из Рима, случайно упомянул о сожжении на костре чернокнижника, обвиненного в связях с дьяволом.
– Мессер Альфани?
– Аристей переглянулся с Леонардом.
– Да. Его так именно и звали, - подтвердил художник.
– Он рассказывал...
История Альфани уже широко распространилась по свету. Все смеялись, но не без веры и страха.
– Он покаялся?
– спросил Аристей, снова переглянувшись с Леонардом, который не всегда принимал участие в пирушках художников, то есть, перекусив и выпив вина, он обыкновенно уходил бродить.
– Нет! Он ожидал, наверное, что дьявол явится за ним. Спасти или окончательно погубить. Ведь он заключил с ним договор, заложив свою душу. И дьявол действительно явился, вне всякого сомнения. Страшное дело он учинил. Переломал несчастному руки и ноги и шею свернул. Все на месте и все болтается, как у куклы на нитках. В таком виде его и выставили на всеобщее обозрение на площади и сожгли во имя спасения его заблудшей души.
– Аминь!
– два или три художника перекрестились.
– Так ему и надо, - заговорили притихшие было женщины, подружки художников.
– Мало на свете мерзавцев и насильников, ему еще сам дьявол понадобился. Будет! Вы, художники, славные ребята! Веселее глядите. Смерть придет, пусть кости целы, а жизнь оставит нас.
Днем, пока Аристей работал с натурщицами, которые стеснялись или делали вид, становясь при этом весьма невинными и очаровательными, когда входил Леонард, он предпочитал бродить по городу. Однажды перед ним промелькнуло удивительно знакомое лицо то ли с картины Тициана, то ли Джорджоне. Прекрасная модель художника ехала в коляске, взглядывая на него с улыбкой искоса, словно и наяву, как и на полотне, позволяя любоваться ею милостиво и нежно. Настоящая богиня любви и красоты, столь земная!
Леонард настолько забылся, что мигом вскочил на запятки, во все глаза разглядывая красавицу.
– О, богиня!
– воскликнул он.
– Я видел вас еще ребенком на картине чудесного художника и с тех пор, как теперь только понял, я люблю вас!
– А господин, видно, спятил, - выговорил кучер, взмахивая кнутом.
– Замолчи!
– велела госпожа своему человеку и спросила быстро, вполголоса.
– Ты, верно, из семейства Риччи?
– Нет, госпожа, - отвечал Леонард, смутившись, что далее последует вопрос, на который с ходу и не ответишь, чтобы тебя в самом деле не сочли за сумашедшего.
– А откуда ты знаешь о картине, когда никому не дано ее видеть, кроме... достойнейшего ее владельца?
– спросила она, нахмурившись, словно предостерегая его от обмана и лжи.
– Прекрасная синьора! Это длинная история, - отвечал Леонард, едва удерживаясь на запятках, поскольку кучер хлестнул вместо него лошадей.
– И ты, наверное, жаждешь рассказать ее мне?
– улыбнулась дама с легкой гримаской то ли пренебрежения, то ли досады.
Сознавая, что он впутывается в какую-то историю, далеко, может быть, не любовную, Леонард однако уж не мог отступить.
– Я жажду лишь лицезреть вас, сошедшую с полотна богиню, - сказал он с пылким отчаянием во взоре и в голосе.
– Понятно, понятно. А сравнить с картиной не хочешь?
– внезапно и превесело расхохоталась дама.
– О, это было бы самое чудесное из всего, что мне привиделось в моих странствиях по свету, - заявил он, казалось, не на шутку заинтриговав прекрасную даму.
– Сойди здесь и жди. Я пришлю за тобой, - прошептала она и сильно толкнула его в плечо, так, что от неожиданности и быстрого бега лошадей Леонард упал и чуть не разбился.
Насмеялись над ним или вправду за ним придут? А ведь похоже на то, что ему назначили свидание! Если даже хотят всего лишь посмеяться над ним, - мало ли влюбленных в нее, и как же ей с ними обходиться, - делать нечего. «Я влип!» - отряхиваясь и улыбаясь во все лицо, с предостережением произнес Леонард.
Возможно, она поначалу думала сразу рассказать о нем мужу, чтобы он сам устроил дознание, а того не оказалось дома, и Леонарда привели именно к ней, обходясь весьма грубо, как с неким злоумышленником. И все-таки он был вознагражден.
Чудесная работа художника предстала перед ним в ее первозданном виде, казалось, еще пахнущая краской и сияющая лаком, еще влажная. А о модели и говорить нечего. Она дома привыкла, видимо, ходить едва одетой. Леонард забыл все на свете, где он, что с ним, он немо, затаенно смотрел на картину с изображением молодой обнаженной женщины, лежащей на постели в самой непринужденной позе, на боку, опершись головкой об руку на подушке, вытянув длинное тело и слегка согнутые в коленях ноги, с глазами, обращенными на зрителя с нежным, дивным вниманием, как бы с вопросом: «Что? Хороша? Ну, да, не я ли прекраснейшая?»