Восхождение

Киле Петр

Глаша:

– Ах, бес растленья!

Леонард с горделивым смиреньем:

– Да, я бес растленья, желанный столь для твари, утомленной то яствами, то скукой, то работой, но чаще и сильнее вожделеньем. Что вас томит сейчас? Я призван вами. И в чем моя вина? Я ваш слуга и властелин. Вся тварь земная служит с охотой превеликой мне!

Маша пугаясь:

– Нет, это сумашедший, я боюсь! И друг его, наверное, того...

Глаша, обращаясь к Аристею:

– Нет, я не тварь дрожащая и бесу служить не стану ни за что на свете.

Леонард к Аристею:

– Ну, вечная история, ты, где?

Аристей, глядя на море:

– В начале и в конце - времен и века.

Дивная, в полнеба заря освещает мир, столь же реальный, сколь и баснословный в своей беспредельности во времени и пространстве, точно спали все преграды между видимыми и невидимыми сферами бытия.

Раздаются аплодисменты. Среди публики ряд лиц в маскарадных костюмах.

Две дамы в масках приближаются к комедиантам, что вновь привлекает внимание публики. В одной из них Леонард узнает Эсту, та отшатывается от него, и между ними разыгрывается пантомима.

ЛЕОНАРД, протягивая руки: почему вы бежите меня?

ЭСТА В МАСКЕ, отступив назад, выражает молча явное недоумение, мол, как ей не бежать от столь назойливого преследования.

ЛЕОНАРД, переходя на язык жестов, выражает уверенность, что знает, кто она, и вы меня, надеюсь.

ЭСТА В МАСКЕ очень мило вскидывает чудную головку как бы с возгласом: а кто же я? Нет, нет, вы ошибаетесь, я вас не знаю.

ЛЕОНАРД соглашается, мол, хорошо он ее не знает, его-то нельзя не знать, ведь собрались здесь, если не чествовать его, во всяком случае, поглязеть на меня.

ЭСТА В МАСКЕ: О, да, обдавая его всего холодом.

ЛЕОНАРД застывает, словно схваченный крещенским морозом, весь в инее или во льду, что издает звон.

Диана в чудесной полумаске Аристею:

– Что вздумалось разыгрывать вам здесь? Вы у полиции уже на мушке, жандармы явятся без промедленья.

Аристей смеется:

– Не мы разыгрываем публику, прообразы ее исканий вышли наружу с новым обращением…

– Мы погружаемся в средневековье?

– Скорей в закат эпохи Возрожденья в России, так неузнанной еще…

ЭСТА В МАСКЕ, выражая великую грусть и печаль в простых шагах, как искуснейшая балерина: а знаешь ли ты, за время твоих странствий боги Греции умерли?

ЛЕОНАРД, делая высокие прыжки вокруг: как! Боги Греции умерли?!

ЭСТА В МАСКЕ, убегая от него: неужели нельзя было хоть изредка возвращаться на родину? Ты мог забыть несчастную Психею, но родину и ее богов - как? Это не проходит даром. Твоя душа претерпела изменения. Желая добра, ты служишь злу. И вот ты являешься Сатаной, в ком люди видят врага рода человеческого. Зачем тебе чужая личина? Славы она тебе не принесет. А хулы и клеветы и за Эротом тянется бесконечно.

ЛЕОНАРД, делая в крайнем отчаянии и восхищении ряд головокружительных прыжков: О, Психея! Премудрая, милая, божественная! Упреки твои справедливы. Ужасно, если я первопричина гибели богов!

Аристей показывает Леонарду на неведомо откуда взявшийся остров из южных морей, с кипарисами, неподалеку от берега.

Голоса из публики:

– Что это там? Мираж? Фата-Моргана! Что происходит? Это представленье?

Возникает, как на сцене, каменистая возвышенность с разрушенным храмом, с остовами колонн под голубым небом полуденного края, куда Леонард переходит, казалось, по валунам. На склоне холма и в воде всюду лежат груды удивительных камней - туловища, ноги, головы, руки беломраморных статуй.

Диана в маске, хватая Эсту за руку, словно боясь, что та последует за Леонардом, Аристею:

– Что дальше? Вас ведь схватят вновь.

Аристей, смеясь, радуясь нежданным приключениям:

– На остров никто не вступит, кроме нас. Прощайте!

Голоса из публики:

– Полиция! Дворцовая охрана. Комедианты! Доигрались! Боже!

На дорожке среди сосен показывается конная полиция… Аристей, не касаясь ногами поверхности воды, перебирается на другой берег, и остров из южных морей исчезает, как корабль в сиянии вод и небес. Публика, словно очнувшись от наваждения, разбегается. Диана и Эста, как зачарованные, в масках, стоят у моря.

2

Разрушенный храм. Остовы колонн, часть стены и пол, покрытый слоем земли и заросший кустами, - все здесь обвито плющом, выпускающим новые побеги и цветы как будто на глазах.

Леонард находит в густой траве статую сатира, который, впрочем, может сойти за Диониса или Пана, и вносит ее в храм.

Знатная дама с сопровождающими ее особами, одетыми если и проще, но во всем подстать ей, наблюдают за юношей, посмеиваясь одинаково и заговаривая разом, как Хор из трагедии, а роль предводительницы Хора берет на себя Левкиппа, как зовут знатную даму.

Хор женщин:

– Откуда взялся он такой, с прозваньем, которое нам лучше и не знать. Поверим ли Асклепии- колдунье? Он демон? Разве страшный так уж очень?

Левкиппа, стараясь быть посерьезней:

– Но демон ведь лукав, не забывайтесь. Как искуситель Евы, он обрел над нами, всеми женщинами, власть, погибельную для души и тела, сладчайшую и горькую, как смерть.

Хор женщин:

– Вы правы, да. Но стоит поразмыслить, как ясно нам, что гибельная власть Эрота милого одна желанна и сладостна настолько, если даже ввергает в горе и приводит к смерти.

Левкиппа:

– Ну, что ж, бегите в горы к тем несчастным, вообразившим, что они вакханки, и пляшут, скинув платья, исступленно под дудки пастухов в рогах сатиров.

Хор женщин:

– Не о Дионисе ведем мы речь. Уж лучше с юношей заговорите. Как видно, он бездомный, - приюти! Пускай с собою нет ни стрел, ни лука, уж отблагодарить найдет он способ.

Левкиппа недовольно:

– Смеетесь вы? В языческие басни я верить не должна.

Хор женщин:

– Но отчего же? Они ничем не хуже притч и сказок из Библии, преданий старины соседних стран, не Греции, увы!