Восхождение

Киле Петр

– О, не смущай мне душу, Аристей! Чего ты хочешь от меня?

Аристей с мыслью в глазах:

– Любви и счастия, сказал бы я, но это не цель для высшей жизни и стремлений, во что мы ныне все вовлечены в России, устремленной в мир грядущий в оковах и порывах небывалых, впервые впереди Европы всей, клонящейся, как Древний Рим, к закату, с рожденьем новым в красоте...

– Увы!

Аристей сосредоточен:

– Взыскуя совершенства, как бессмертья, в бореньях, в неустанном восхожденьи достиг вершин, где свет творит идеи и образы земного бытия, наверное, недаром и

хранит.

Поверить трудно, я в сомненьях тоже...

Причастный к тайнам, я обрел бессмертье и дар творить живую жизнь из света.

– В смиренье впала я, а вы - в гордыню. Великий грех.

– Да, Люциферов грех. Монахиней заговорила Ева. Вступайте в монастырь. Я вас найду...

– Чтоб душу погубить мою?

– Спасти!
– В досаде выбегает вон.

– Творец небесный!

2

Аристей с головой ушел в работу и не заметил, как прошла весна, и настало лето красное, душное и пыльное в городе, и с опозданием засобирался на поиски дачи, не уверенный, по какой из линий железной дороги выехать. В дверь постучали, и прислуга сказала, что его спрашивают.

– Кто?

– Дама.

– Какая дама?

– Молодая, красивая, богатая.

Он уже отвык от посещений тех, кто связан с революцией, но потаенную жизнь, дорожа уединением, продолжал.

– Проси.

Вошла Диана с независимым видом, одетая, как всегда, изысканно и нарядно, и Аристей тотчас забыл, где он находится, словно повстречал ее на людях, и его могут не заметить, поскольку есть все основания считать, что им недовольны. Не выражая ни удивления, ни смущения, соответственно, как и она, он поклонился. Дверь за нею затворили, Диана огляделась .

– Мы одни, - сказал Аристей.
– Какими судьбами?

– Здравствуй!
– глаза ее заблестели.
– Ну, во-первых, портрет мой не окончен. Если вам все равно, мне - нет. Вы забыли о нем? Покажите мне его.

– А во-вторых?
– Аристей прошел за стол, за шкаф в поисках холста.
– Ну, а во-вторых, проезжала мимо.

– Как кстати!

– Просто я собираюсь уехать в Савино.

– Надолго?
– он вынул холст.

У Дианы чуть не вырвалось с языка: «Навсегда!»

– Как! Портрет готов?

– Готов? Как я мог работать над ним без вас? А, впрочем, - Аристей сам удивился, - чего же здесь недостает, кроме фона? Мне не хотелось воспроизводить кресло, на котором вы сидели, и часть интерьера, всю эту излишнюю роскошь... Я предполагал сделать фон нейтральным. Но с какой стати? Представим: вы сидите на террасе сельского дома, а за вами открытые пространства реки, леса, неба, откуда вы собственно родом. Вы весьма кстати проезжали мимо.

– Рада слышать!
– улыбнулась молодая женщина, однако тут же деловито заметила, что пригласить его на дачу она не может.
– Я должна оберегать Эсту от вас и от Леонарда. Надеюсь, вы меня понимаете?
– вдруг спросила она с вызовом.

– Нет, - покачал головой Аристей.
– Садитесь. Нам необходимо объясниться.

– Да-а?

– И это, конечно, единственная причина, почему вы решились

на наше свидание, за которое я бесконечно благодарен вам. Милая, милая Диана! Я давно влюблен в вас, и вы прекрасно это знаете, - с этими словами он подошел к ней, протягивая руки и ожидая, что она бросится ему на шею.

Взволнованная донельзя, Диана все же не потеряла самообладания и, прищурив глаза, сказала с вызовом:

– Вы ошибаетесь. Я приехала не на свидание. Если бы было так, я бы не стала играть в прятки, как вы любите.

– Значит, я один играл в прятки, а вы не при чем?
– рассмеялся Аристей.
– Ах, да, Эрот!

– Что Эрот?

– Он-то разыграл нас.

– Нет, говорят о Люцифере, - невольно рассмеялась Диана, вспомнив сцену в Эдеме.

– И правда!
– Аристей тоже рассмеялся и взял ее за руку.

Диана выдернула руку и проговорила тихо:

– Дьявол. Зачем ты с Эсты, видя, что она не в себе, писал нимфу?

– Боже правый! Да это рисунок с древнегреческой скульптуры. Я воспроизвел его, придав нимфе и сатиру черты Эсты и Леонарда, что весьма забавляло Психею. Здесь красота и греческая веселость в чистом виде. Если угодно, катарсис, что излечивает от отчаянья и безумия. Вы удовлетворены?

Диана впервые, как вошла к нему, смутилась и, пряча лицо, приласкалась.

– Могу ли я быть удовлетворена, - шепотом проговорила она, - если я еще ничего не получила после стольких головокружительных порывов и решений - ни портрета, ни... Я потеряла голову. Но это ненадолго. Как хорошо! Я теряю силы, а ты возвращаешь меня к жизни.

– Я приеду к вам на дачу с портретом, - целуя молодую женщину, Аристей деловито сказал.

– Невозможно. Мы там будем у всех на виду. Скажу больше: муж заподозрил нечто относительно нас и поддразнивает меня. Правда, похоже, он думает, что я ни на что не решаюсь. Поэтому я и не скрываю, что немножко увлеклась тобой.

– Немножко?

– Как я должна была сказать? Я люблю тебя, как самую жизнь, что оставляет меня ежечасно? Это я прервала сеансы, чтобы ты ничего не заметил или не вообразил. Как видишь, я играю в открытую.

Аристей покачал головой.

– Когда он поймет, что я пала, я и в этом признаюсь, и вся вина падет на него же самого, поскольку сам взял на себя обязательство перед Богом и людьми руководить мною во всем. Мне ничего не будет. Зато с тобой он может посчитаться как-нибудь. Берегись.

– Я никого не боюсь, - серьезно отвечал Аристей.
– Ты знаешь, теперь мне сам черт друг.

– Что-о?

– С Леонардом происходят дивные вещи.

– Он еще не наигрался в Эрота?

– Он не играл, - возразил Аристей.
– Или играл, как и ты, в открытую. И знаешь, почему ему не везет?

– Почему?

– Потому что он пребывает в чуждом для него мире. Эрот - божество языческое, или, лучше сказать, как Платон, демон, связующее начало между людьми и богами. А вокруг христианский мир, где Эрот пребывает в изгнанничестве, униженный и оклеветанный, ибо все, что с ним связано - грех, начиная с первородного греха. Словом, в сем мире он изначально есть тот, кого именуют Сатаной.