Восхождение
Шрифт:
Она ж в испуге пригрозила местью Эрота за обиды ей, Психее, в гримасах диких в бешенство впадая.
Там оказался, к счастью, наш знакомый, он дал нам знать и Эсту сам привез, притихшую от слабости и боли - не тела, а души в ее тревогах, что вынести, пожалуй, тяжелей.
Аристей, вздохнув:
– Позвольте свидеться мне с Эстой.
– Нет. Я б не желал, чтоб вы искали встречи с Дианой тоже.
– Понимаю вас. Но все же свидеться я должен с ними. От них узнаю, как мне быть, что делать.
Легасов, вынимая часы:
– Простите, все дела. Мне надо ехать.
Выходят из кабинета; на площадке лестницы Эста. Взглянув на Легасова, Аристей раскланивается.
Эста, рассмеявшись:
– Не уходите, Аристей! Диана и я, вы знаете, мы рады вам.
Легасов поспешно уходит.
– Вестей от вас мы долго не имели. Боялись худшего.
Входят в гостиную.
– Диана в церковь вдруг зачастила; мы молились Богу о всех, кто страждет в тюрьмах и скитаньях.
– Скажите, Эста, что случилось с вами по вашему, конечно, разуменью?
– Боюсь, вступила я в игру Эрота всерьез, ну, и попалась, как девчонка, на радость Сатане, как говорится, - с откровенной улыбкой.
– Да вы с Дианой не скучали, а?
Нет, нет, шучу; на языке все гадость двусмысленная вертится и пуще, как будто вывалялась вся в грязи.
– Выбегает в смятеньи.
Аристей, достав блокнот с брелком:
– Ну, что такое?
Даймон шепотом:
– Можешь ты спасти Психею, воссоздав чудесный образ.
– Но почему Психею, а не Эсту?
– Нет, девушку спасти уже нельзя, в безумье впав, она Психеей стала, и этот образ, как спасенье, ей.
Аристей усомнился:
– Как мой рисунок может воссоздать и плоть, и кровь, и память поколений?
Даймон рассудительно:
– Гармония частей дает эффект, - как в жизни, и в искусстве, - красоты, феномен, как в цветке, материальный и эстетический, уже духовный, что в идеале образ человека, из света сотканный его венец.
– Так, это личность проступает в свете, как на картинах, и она жива? Что если, как принцесса?
– Опыт, знаешь, не завершен. Но спящая принцесса, как «Спящая Венера» Тициана или Джорджоне, что-то ведь и значит?
– Замирает с возмущенным видом.
Бесшумно входит Эста и зачарованно глядит на нэцкэ.
Аристей, набрасывая на листе блокнота карандашом:
– Возможно, Эста, видели рисунок с античной группы: нимфа и сатир, - она столь хороша, как Афродита, сатир же тянется рукою к ней?
Эста с телодвижением, словно готова сейчас скинуть с себя все:
– Нужна ведь обнаженная модель!
Аристей с крайним смущеньем:
– Нет, нет, просить о том не смею я. Да вижу я, угадываю ясно, ведь грация во всех изгибах тела, как танец, обнажает естество…
Эста, пребывая по всему в чудесном настроении:
– Ну да, потом проверить можно будет, насколько вы все угадали верно.
Аристей удивленно:
– А в козлоногом вижу я Эрота!
– Конечно.
Аристей, отрывая лист:
– Дело сделано?
– Передает Эсте, та весело смеется.
– Рисунок, как вещь разоблачительную, лучше, пожалуй, уничтожить?
Эста с веселым любопытством:
– Нет! Но что имело место здесь? Иль волшебство с участьем старца со светящим взором? Сеанс леченья? Я пришла в себя! В чем заключается участье старца? Он водит кончиком карандаша?
Аристей, уверовав нежданно в силу даймона:
– Рисунок мой, со всею гаммой мыслей и чувств при восприятии модели, что для него проект для воссозданья живого образа из нитей света.
Эста, догадываясь:
– Воссоздана я как Психея?
– Да.
– И нечто уж случилось и с Эротом?
Аристей с удивлением:
– Похоже, да.
– Прекрасно! Но теперь в нем видят ведь скорее Люцифера? Переродился он? А как же я?
Входит Диана, одетая, как всегда, изысканно и нарядно.
– Прекрасно! Неужели, Аристей, у вас нет больше дела, чем возиться с мальчишкой, что чинит уже разбой?
Эста, весело и легко завертевшись:
– Диана, не поверишь, я здорова!
Диана, разглядывая рисунок:
– А это что? Как! Вы с нее писали?
Аристей:
– Диана, здравствуй!
Эста смеется:
– Объясню все позже.
– Уходит с рисунком.
Аристей в досаде:
– Рисунок с древнегреческой скульптуры. Я лишь придал вакханке и сатиру черты влюбленных наших - им на счастье. Здесь красота, веселость - как катарсис.
Диана, порывисто обнимая его и целуя:
– Я снова вся люблю тебя. Но это надолго ли? Я все теряю силы; ты возвращаешь к жизни на мгновенье, чтоб лишь продлить мне муки бытия.
– Я должен завершить портрет, Диана.
– Нет, нет! Ведь я почти призналась в том, что увлеклась тобой. Теперь что делать? Признаться, пала я? Мне ничего не будет, но тебя опять упрячут без всякой видимой вины, ты знаешь.
Аристей, поднимая голову:
– Я никого на свете не боюсь. Лишь смерти я, небытия боялся во веки вечные. Не быть всю вечность, как будто не было меня на свете?
Будь мотыльком с сознаньем мирозданья, творения безвестного творца, и то бы возроптал; я человек и равен буду познанной Вселенной. И это не бахвальство, если б знала! – Усмехнувшись вдруг.
– Да мне ведь друг теперь сам Сатана.
Диана, отходя от него:
– Вы все еще не наигрались, Боже! Так знай, на исповеди я была, с раскаяньем я обрела смиренье без страха и упрека смерть принять.
И снова ты смутил мне душу счастьем любви безумной - Сатане на радость.
– Что слышу я от Евы просвещенной? Какой в России нынче век идет?