Восхождение
Шрифт:
– Неужели это правда? Вы серьезно?
– Диана испуганно вздрогнула и отпрянула от Аристея.
– То-то он до смерти напугал Фиму. Это ужас что такое. Мне давно пора.
– Так и уходишь, - с сожалением вздохнул Аристей.
– А что же делать? Я теперь и любви боюсь, как и смерти. Лучше, чем в Эдеме, вряд ли уже будет.
– Диана, не бойся смерти. Я верну тебя к жизни, - невольно произнес Аристей, взглядывая на нэцкэ на столе. Даймон весь засветился, словно ожил и задвигался.
–
– Когда вы уезжаете?
– Ближе к осени, - Диана задумалась.
– Или со дня на день.
– В таком случае, я приеду с портретом в Савино.
– Нет, прошу вас, - забеспокоилась Диана.
– Лучше пусть портрет останется у вас, - на ее глазах показались слезы, и она испуганно прижалась к нему. И он понял, что она приехала увидеться с ним на прощанье.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Петергоф. Берег моря у дачной местности. Аристей и Леонард. На холме одна из дач в два этажа с башенкой привлекает внимание художника. Это дача Легасова в стиле модерн.
Аристей переглядывается с Леонардом:
– Видать, костюминированный вечер. Мы ехали сюда?
Они случайно встретились у вокзала, Леонард, заговорив с Аристеем, последовал за ним.
– Я ехал с вами. Поскольку нас не приглашали, вряд ли нам будут рады… Что ж, мы разыграем у моря публику потехи ради!
– Явиться хочешь в новом амплуа?
На берегу моря с выступающими из-под воды валунами и песками, подступающими к обнаженным корням сосен, выстроившихся полукругом, создавая как бы естественную сценическую площадку, двое мужчин - один в светлом дачном костюме, другой - в легкой сине-белой блузе - останавливают двух барышень в летних платьях и шляпках.
Леонард (как Ариман):
– Прекрасный вечер, барышни прекрасны! Позвольте с вами мне заговорить, поскольку вижу интерес взаимный… Вам приглянулся мой приятель явно, и вы, как Ева, в том, конечно, правы. Могу его представить: Люцифер!
Девушек звали, как стало ясно из их болтовни, Маша и Глаша.
Маша воскликнула:
– Ах, боже!
Глаша переспросила:
– Люцифер? Он, что же, дьявол?
Аристей смущенно проворчал:
– И так всегда.
Леонард со смешком, очень подвижный:
– Нет, милые мои! Да разве он похож на дьявола?
Маша резонно заметила:
– Кто знает, мы ведь дьявола в глаза не видели, но слышали немало.
Глаша усомнилась:
– Нет, нет, он не похож на дьявола, скорей внушает мне доверье он, хотя есть
Леонард в восторге:
– О, милая, ты к истине близка, гораздо больше, чем представить можешь.
Внизу у воды собирается публика с возгласами «Артисты? Комедианты!»
Маша проявила осведомленность:
– А хороша ли истина? Не он ли в Эдеме Еву соблазнил сорвать запретный плод, вкусить его с Адамом, и наших прародителей изгнал из Рая Бог?
Леонард удивленно:
– Нет, не совсем так было. Ведь если о соблазнах говорить, по чести, это по моей уж части.
Глаша с хитрецой:
– Ну, это мы заметили. А кто ты?
Леонард обратился, словно в зал:
– Эдем! Мужчина, женщина нагие, невинные, как дети. В чем же счастье? В трудах лишь только и в молитвах Богу?
Так это ж монастырь, никак не Рай, когда бы не взросло познанья древо. И им-то привлечен, явился ангел, наскучив в небесах все петь псалмы, а с ним и я, по ангельскому чину, как подмастерье или паж веселый; и за мои проказы Люциферу все доставалось, я ж в тени держался.
Маша строго:
– Проказы с Евой ты творил, а, бес?
– Да, да! Ведь Люцифер все больше Еве о красоте Эдема толковал и даже приодел, ну, так, слегка, из света соткав дивные шелка, в те первообразы вещей от века вы драпируетесь, и заблистала праматерь прелестью неотразимой, что даже ангельская рать слеталась полюбоваться ею…
Люцифер, я думаю, влюбился в ученицу, и Ева не осталась равнодушна; и весь Эдем благоухал и пел, и нега, и томленье разносились с волненьем, с грустью и тоскою, чего терпеть, по правде, не могу.
Голоса из публики:
– Однако, как он разошелся. Бес! Как обезьяна, гибок и подвижен! А речь ведет опусную. Потеха!
Леонард с живостью:
– Поведал я Адаму анекдот про змия, возбудив в нем вожделенье и ревность к Люциферу, по сему Адам наш впал в смятенье, даже в ярость и на жену набросился, срывая с нее одежды и пугая змием, пока ему не предалась она, как мужу своему и господину.
Голоса из публики:
– Нет, это уж бесстыдство! Да, кощунство! Сюда полиция сейчас нагрянет. Ах, лучше от греха подальше! Тсс!
Леонард с упоением:
– Они спознались в сладостных объятьях и упились восторгами, мне в радость. И в чем же счастие Эдема, если не в первой брачной ночи и любви?!
Глаша с волнением:
– Вот как на самом деле было, значит.
Маша смеется:
– И ты поверила? Все это сказки, чтоб головы нам легче задурить.
Глаша не возражает:
– Хотя и старомодно, но приятно. Вы так нам не назвали ваше имя.
Леонард с важностью:
– По-разному зовут. Я - Ариман.