Воскресенье. Книга вторая
Шрифт:
***
«Мамочка…» – прошептала Лена и открыла глаза, не сразу сообразив, где находиться. За окном светило солнце и был день – девушка посмотрела на старинные часы на стене: 4 часа дня!
«Эвакуация!» – Попыталась вскочить с кровати Лена, но ее взгляд упал на спящую в кресле Рузилю. Осторожно ступив на деревянный пол, девушка присела перед подругой, коснувшись ее лица.
– Руза… – прошептала Лена, улыбнувшись, и потрепала Рузилю за носик. – Вставай, морда нерусская.
– А? – Рузиля открыла глаза и испуганно вздрогнула. – Уф, совсем, агыра что ли син, чего ты пугаешь меня так?
– Гы–гы, живая, – радостно воскликнула Лена, и девушки крепко обнялись.
– Живая
– Я рада очень, – погрустнев, сказала Лена и положила голову на колени татарской девушке, – Руза…
–у, балам?
– Нам ехать надо.
– Куда?
– Домой. Я в Ленинград, ты к себе. Эвакуироваться надо, и как можно скорее.
– Слушай, – взяла Лену двумя пальцами за подбородок Рузиля и твердо сказала, – нам с тобой ехать некуда, война повсюду, поняла? Наша с тобой война, слышишь, да? Давай, раз уж остались здесь, будем воевать, чего делать? Значит, ну, это, доля такая.
– Ааа, – вскочила на ноги Лена и повернулась к двери, – если у вас так принято – терпеть, то я здесь оставаться не намерена.
– Ох, знаешь, что?! Терпение у нас покорностью называется. Называлось, да. Это испокон веков так было принято, что слово татарского мужчины – закон. А жена – за ним, за мужем, за своим мужчиной. И да, если надо было терпеть, татарские женщины терпели. И это многому их научило, потому, что за терпением была семья, дом, хозяйство. Без хорошей жены, покорной, терпеливой и заботливой, не будет хорошего мужа! И да, мы не могли говорить мужчине все, что хотим, потому что так нельзя! Он главный! Но сейчас не так! Вернее, не совсем так. Сейчас и мужчина, и женщина – равны. Татарской деревни, нищей, больше нет! Авыл – это наш дом, и мы будем его поднимать, как и нашу республику! Мы теперь образование получаем! – Выдала девушка и выдохнула, раскрасневшись. – Ай, ну, давай, чего, иди, – закрутила глобус на деревянном, письменном столе напротив окна Рузиля, – мир большой, беги куда хочешь. Когда на мою землю нападают, я дома сидеть не буду, дура что ли совсем?
Лена остановилась у двери и села на полосатый домотканый половичок. Абсолютно белые стены рабочего и домашнего жилья доктора Хлебникова. Письменный стол слева напротив окна с медицинскими приборами в правом углу. Шкаф, до отказа забитый книгами и всего одна электрическая лампочка над письменным столом рядом с кроватью, за которым и спала Рузиля. Ее, Лену, ждала кромешная тьма ночью и ослепляющий, белый цвет стен днем. Невыносимый контраст двух параллельных миров, как не сойти с ума? Она не могла остаться, но понимала, что отъезд, пока Рузиля, ее друг и ангел–хранитель здесь, Лена не простит никогда. Перед отвагой татарки трусить казалось невероятным невежеством.
– И чего ты предлагаешь?
– Ничего, – крутя глобус, пожав плечами, ответила Рузиля, – хочешь уезжать – можешь ехать. Но я не пойду, прости. Не могу. По маме, конечно, соскучилась, но когда враг у ворот, позорно бежать – это неправильно.
– Девочки, голубки, вы чего, воздушная тревога же была! – Под вой сирен доктор Хлебников ворвался в комнату и, схватив некоторые книги, кинулся на выход. – Скорее же, ну!
Взвалив Рузилю на спину, Лена кинулась в подвал дома с черными котами, испуганно пригнувшись от сотрясшей здание взрывной волны.
***
В темном, пахнущем сыростью помещении, девушки открыли глаза. Здесь едва уместились трое, благо
– Ты, это.… Прости за дуру, – проговорила Рузиля, обняв Лену за плечи, когда взрыв прекратились и сирена затихла, – я резкая иногда бываю, грубая.
– Да, ничего, – шмыгнула носом Лена, – просто мне страшно очень, Рузиля. Очень–очень. Мне никогда так страшно не было.
– Да, мне тоже, – согласно кивнула татарка и обняла Лену за шею, – ну, ты, это, курыкма, я тебя, если что, прикрою. Ладно, уж, прорвемся.
– Милые дамы, кажется, пора подниматься наверх, сие господа со снарядами улетели, – сообщил густым баритоном доктор, поправляя очки, под вечно удивленным взглядом. Он проговаривал, в буквальном смысле, каждое слово по отдельности, будто бы читал новости или выступал перед зрителями в театре, на большой сцене под шум аплодисментов.
***
К вечеру в Риге объявили о создании рабочих и комсомольских батальонов. Им предстояло рыть окопы и строить баррикады на ключевых позициях обороны города, прежде всего, у моста. Враги шли с востока, и казалось уже неизбежным их появление в столице Латвии. Оставалась лишь надеяться на мужество и героизм защитников города.
Лена замечала, как изменилась Рига: от паники ничего не осталось. Ровными колоннами шли отряды рабочих, ездили «полуторки», слышался шум стучащих молотков и крики строителей баррикад. Сигналы воздушной тревоги стали обыденностью, их не перестали бояться, просто начали привыкать. У пунктов выдачи питания стояли огромные очереди, и, что удивительно, по-прежнему работала телефонная связь.
– Алло, будьте добры, телеграфистку, Ирину Ракицкую, – крикнула Лена в трубку на телефонной станции, – мама, мамочка!
– Лена! – Отчаянно воскликнула мама. – Доча, ты где?! Мы обыскались тебя, родная ты наша!
– Мамочка, я в Риге, со мной все хорошо! – С трудом сдерживая слезы, ответила Лена. – Мама, я пока не могу приехать. Я.… Не приеду, мамочка. Прости меня.
–Но… Леночка, почему? – Упавшим голосом прошептала мама.
–Это… Трусость, мама. Прости меня. Дай Бог, свидимся, – Лена подняла голову, когда над городом раскатом пронесся вой сирены, – мамочка, я люблю тебя, слышишь?! Прости!
– А, Лена, стой, Лена! – Кричала мама, но девушка уже бросила трубку и, выбежав со станции, прыгнула за ближайший кирпичный угол, закрыв голову руками. Привыкла. Тело уже не тряслось. Неужели.… Привыкла?
***
Той же ночью дом покинул профессор Хлебников. Он отплывал в Ленинград.
– На балкон лучше не выходить, это нынче опасно, – бормотал он, укладывая пожитки в небольшой, коричнево–серый чемодан. – Если ночью будет совсем невмоготу, страшно, то зажигайте керосиновые лампы, – доктор указал на протянутую вдоль стены веревку, на которой висели передвижные фонарики. – Но помните, – поднял вверх указательный палец мужчина, – керосина у вас кот наплакал. И самое главное, – подошел к шкафу и погладил книги по корешкам доктор Хлебников, – самое главное, храните в себе людей, человека, а они, книги, вам в этом помогут. Кстати, у вашей подруги было сотрясение мозга, поэтому ей категорически противопоказан физический труд. По крайней мере, пока. А у вас, милая голубка, переутомление, вызванное стрессом. Постарайтесь чаще отдыхать, хотя, – махнул отчаянно рукой мужчина, – эх, война. Ну, прощайте, милые дамы, – доктор Хлебников открыл дверь. – Читайте книги, друзья и берегите себя. В тяжелые времена спасает не честь и мужество, а совесть и здравый рассудок, который прививается чтением качественной литературы.