Восьмое Небо
Шрифт:
Корди вдруг почувствовала, как ее тело покрывается снаружи твердой, лишающей возможности двигаться, корочкой – как оставленное охлаждаться фруктовое желе.
В прорехах паруса невозможно было рассмотреть деталей, потому она видела лишь кусочки, которые мелькали, но отказывались складываться в единую картинку. Кусок грязно-белого живота. Острая, похожая на лезвие абордажного крюка, оконечность вертикального хвостового плавника. Несколько жаберных щелей, кривых, бугристых и выглядящих точно старые зарубцевавшиеся раны. Мелькнул глаз – черный, ничего не выражающий, не глаз, а пробуренное отверстие в царство вечной темноты, более темной, чем само Марево. Этот глаз заметил ее. На миг он стал огромным и точно засосал ее целиком, без остатка, вместе со шляпой и башмаками. Втянул в себя, обдав чем-то липким и холодным. Корди почувствовала боль в ладони – оказывается, она
– Ш-шшшму?.. – осторожно позвала она. Так тихо и неуверенно, словно ее легкие были стеклянными колбами, готовыми разорваться от давления, - Мне кажется, это не совсем…
Марсель затрепетал, какая-то сила тянула его в сторону, едва не разрывая шкаторины [97] . Сила, которая находилась футах в десяти от Корди, сила неспешная, жуткая, обманчиво-медлительная, опасная, завораживающая…
Все окружающее вдруг сделалось четким до невыносимой резкости, словно Корди смотрела на него сквозь осколок фруктового льда. Она видела, как парусина медленно приподнимается, пропуская вперед вытянутую тяжелую морду, похожую на пороховую торпеду и окрашенную в перламутрово-серый цвет. Она видела полукружье пасти с торчащими из него слюдяными сталагмитами полупрозрачных зубов. Она видела сотни застарелых алых шрамов на изъязвленном треугольном носу. Она видела мертвый взгляд заглядывающих в душу глаз – не желтых, как у рыбы и не прозрачных, как у человека, а беспросветно черных, немигающих. Корди увидела в них свое отражение – словно заглянула ясным днем в непроглядно-темный колодец, заполненный стылой подземной водой.
97
Шкаторина – кромка паруса.
Акула!
* * *
Это слово вспорхнуло откуда-то из глубины души, страшное, обжигающее и колючее.
Акула.
Бездумный небесный хищник, биологический голем, созданный лишь затем, чтоб прорежать небесный океан, методично истребляя все живое.
Акула медленно двинулась на Корди. Ее движения казались вялыми, апатичными, даже ленивыми, но взгляд ее бездонных черных глаз был устремлен на Корди, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Точнее, он предвещал смерть – быструю, страшную, наполненную невыносимой болью и ужасом. В первую секунду Корди показалось, что акула двигается неимоверно медленно, почти застыла на месте. В следующую – что несется со скоростью ветра.
А в третью секунду Корди поняла, что отскочить с ее пути она не успеет.
Удар акульего носа пришелся в нижнюю поверхность фок-марса, под площадку, на которой сидела ведьма, отчего Корди подбросило вверх, так, словно «Вобла» угодила в воздушную яму. Удар был настолько силен, что толстенные доски марса хрустнули, чуть не переломившись, а фок-реи едва не выворотило на сторону, несмотря на прочнейший бейфут, связывавший их с мачтой.
Корди завизжала, ощутив, как ее подкидывает вверх, прямиком в бездонный воздушный океан, как трещит под ногами бывший таким прочным и надежным фок-марс. Это было похоже на прыжок с головой в ледяную воду балластной цистерны. Дыхание мгновенно замерзло в груди, сердце затарабанило где-то в боку, а кровь превратилась в кипящую смесь из самого острого на свете соуса.
В тот миг, когда под ее ногами вдруг распахнулся бездонный небесный океан, она еще не поняла того, какую милость оказала ей Роза. Ударь акула хоть немного сильнее, старый настил марса не выдержал бы, расколовшись на куски.
Спасла случайность – правый ботинок зацепилась за веревочные перты. Этого было достаточно, чтоб дать Корди половину мгновенья и возможность судорожно схватиться рукой за краспицу. Оказалось, что в этой руке, едва способной шевелить пальцами, осталось достаточно сил, чтоб удержать тело на марсе. Стоило бы ей слететь с мачты… Корди ощутила мгновенный приступ тошноты, представив, как ее ударом срывает с ног и швыряет вниз. Как она летит, отчаянно размахивая руками, к быстро приближающейся палубе, еще недавно сверкающей и надраенной, а теперь покрытой желтоватым акульим зельем. И как акула, завалившись на бок, небрежно перехватывает ее широко раскрытой пастью прямо на середине полета, в каких-нибудь пятнадцати футах от палубы. Хватает – и легким рывком задирает морду, чтоб протолкнуть добычу поглубже, навстречу рядам кривых зубов-крючьев…
Корди вскочила на ноги и обхватила стеньгу двумя руками.
– мелькнула трепещущая рыбьим хвостом мысль, - Надо предупредить Шму!»
– Шму! Акула! Акула! Акула!
Но Шму уже не было на рее. Лишь лежала заложенная за леер удочка с бумажным парашутиком вместо крючка. Корди успела ощутить облегчение, которое мгновенно сменилось ужасом – как только она поняла, что акула готовится к следующему удару. Сквозь щели в разошедшихся досках марса было видно, как ее грузное серое тело качнулось вниз, вяло шевеля плавниками. Опустившись футов на пятнадцать, акула стала неспешно делать круг, занося в сторону тяжелый хвост, похожий на изогнутое лезвие бритвы. Глупая рыбешка, подумала Корди, Правду говорил Дядюшка Крунч, все акулы – на редкость тупые рыбины.
Будь акула сообразительнее, она поднялась бы несколькими футами выше марса и сорвала ведьму с мачты, как срывают вишенку с дерева. Небрежно, не прилагая усилий. Но акула решила, что проще будет пробить преграду, чем совершать дополнительные маневры.
И пробьет, с ужасом поняла Корди. Акула огромна, сильна и, кажется, очень голодна. Еще несколько хороших ударов тяжелой тупой мордой – и марс развалится на доски, оставив ее болтаться на голой мачте, точно набитый подарками чулок над камином. С трудом оторвав от стеньги руку с дрожащими крупной дрожью пальцами, Корди протянула ее в сторону акулы.
Превратись! Превратись, глупая рыбина! В мармелад! В курагу! В бифштекс!
Пальцы плясали так, что сводило запястье. Были бы они железными, уже высекали бы друг из друга искры. Но железными они не были, наоборот, это были очень мягкие и очень слабые пальцы. Акула, завершив круг, лениво приподняла морду и стала подниматься, метя треугольным носом в грот-марс, на котором стояла ведьма. Она выглядела порождением Марева, существом, живущим одновременно в двух мирах и в обоих имеющая отражения. Она была одновременно омерзительна и прекрасна. Грациозна и неуклюжа. Стремительна и неспешна. Когда Корди вновь увидела матовый блеск ее черных, ничего не отражающих глаз, ей показалось, что тысячи ледяных зубов уже раздробили ее тело.
Превратись в кисель! В омлет! В ростбиф!
В последний миг перед столкновением Корди зажмурилась и ухватилась рукой за краспицу. Она думала, что и голосовые связки парализовало вместе со всем телом, но когда она почувствовала, как разъезжаются и трескаются под ногами доски настила, визг вырвался из ее горла сам собой. Было в этой большой серой рыбине что-то, чему сопротивляться было невозможно, отчего в теле мгновенно замерзала до последней косточки душа.
Второй удар был столь силен, что едва не лопнул прочнейший, с запястье толщиной, бейфут, удерживавший грот-рею, а вся фок-мачта, еще недавно казавшаяся незыблемой громадой, прочной, как опоры мироздания, самым жутким образом качнулась, скрипуче крича на тысячу разных голосов. Корди прижалась к жесткому дереву так сильно, что свело мышцы. В каких-нибудь десяти дюймах под подошвами ее башмаков проплыла пасть акулы, бледно-алая, усеянная острыми занозами зубов. Хищница небесного океана опять нырнула вниз, заходя на новый круг. Может, она и не была слишком сообразительна, но она точно знала пределы своей силы, как и то, что жертве нечего ей противопоставить. Третьего удара грот-марс не выдержит, Корди поняла это в долю мгновения, быстрее, чем перепуганное сердце успело отсчитать еще один удар. Ей вдруг захотелось сделаться маленькой-маленькой рыбкой, меньше тех, что Шму ловила на удочку – тетрой или барбусом – чтоб метнуться в воздушный океан, проскочив мимо акульих зубов, отдаться на волю спасительного ветра…
Корди судорожно оглянулась, ища пути к бегству.
Прямо под ее ногами зияло прямоугольное отверстие марсового лаза, которое небоходы презрительно именуют «сазаньей дырой». В нем виднелись уходящие вниз узкие полоски покачивающихся вант. Соблазн сигануть туда, не раздумывая, был столь велик, что Корди даже шагнула к нему, прежде чем опомнилась. Сквозь «сазанью дыру» была видна узкая спина акулы, кружившей вокруг мачты и набиравшей скорость для нового удара. Проще уж сигануть прямиком в акулью пасть… Корди издала короткий отчаянный возглас. Путь к спасению был близок, но частичка сознания, метавшаяся среди в стайке прочих рыбешек-мыслей, подсказала ей, что это ловушка. Даже если она успеет разминуться с акулой под фор-марсом, ей ни за что не успеть добраться до верхней палубы первой. На выбленках она будет беззащитна. И даже если попытается соскользнуть по ним со всей возможной скоростью, для акулы не составит никакого труда перехватить ее, щелкнув пастью, задолго до того, как подошвы ее ботинок коснутся палубы.