Воспоминания. Стихи. Переводы
Шрифт:
Горбачева собралась компания русских студентов Сорбонны. По их просьбе я
прочел свои стихи. Оскар не только вызвался рекомендовать меня в члены
парижского Литературно-художественного кружка, но и предложил поселиться
в своем ателье. Я тут же перебрался к нему. Встретила меня его жена,
художница Лидия Николаевна Мамлина1. Здесь я наконец скинул с себя
сорочку, кишащую вшами. Оскар дал мне свою чистую. Со времени отъезда из
России я ни разу не сменил
не имея даже узелка или чемодана.
Прожил я у Оскара недолго. Приближался конец декабря — последний срок
оплаты квартиры, в которой Оскар жил с женой и маленьким сыном,
зарабатывая на жизнь семьи вышиванием подушек. В те времена
домовладельцы в Париже взимали со съем-
20
щиков плату за жилье сразу за три месяца, причем платить можно было не
вперед, а в конце срока. Как и многие эмигранты, Лещинский этим пользовался
и удирал, не дожидаясь конца триместра. Я помогал Оскару по ночам тайком
переносить вещи в другую квартиру. Новое жилье Лещинских было совсем
маленьким, и скоро я остался без пристанища.
Но пока я жил у Оскара. Стол его был завален гранками книги его стихов
«Серебряный пепел», второго номера журнала «Гелиос». Кроме того,
готовились к печати книги П. Чичканова «О творчестве Ходлера» и Эренбурга
«Поэты Франции», книга стихов В. Немирова «Вечерний сад», дебют Веры
Инбер — книга «Печальное вино». Все эти издания финансировал Валентин
Немиров, прожигавший одно за другим «наследство всех своих родных». Здесь
я впервые услышал имя Ильи Эренбурга, склонявшееся у Лещинских во всех
падежах.
Литературно-художественный кружок, куда меня в ближайшую субботу
привел Лещинский, собирался раз в неделю в кафе на авеню d’Orleans, 2. В том
же кафе по другим дням встречались русские политэмигранты. Часто бывал там
Ленин, когда жил в Париже. Его я не видел, это было до моего приезда, знаю об
этом только со слов. Бывали здесь Луначарский, Алексинский, Виктор Чернов,
Антонов-Овсеенко и др. Собирались они вместе, спорили. Непримиримого
расслоения среди политэмигрантов тогда еще не было.
Я выступил со своими стихами и тут же был принят в члены кружка.
Помню, в этот вечер были здесь поэты и художники: Елизавета Полонская,
Валентин Немиров, Кирилл Волгин, Михаил Герасимов, Николай Ангарский,
Оскар и Марк Лещинские, Иннокентий Жуков. Позднее я встречал здесь
Семена Астрова, Николая Оцупа, Андрея Соболя, Виктора Чернова, поэтов
Таслицкого, Бравского, Марию Шкапскую, Пржездзецкого, критика
Участвовал в диспутах и Анатолий Луначарский. Я регулярно бывал здесь на
литературных вечерах, читал свои стихи2. Мы собирались издать сборник
участников Литературно-художественного кружка, но началась война, кружок
распался. Многие были мобилизованы, другие уехали из Парижа.
А в первый мой вечер в кружке, по окончании выступлений, мы всей
гурьбой отправились в «Ротонду».
21
«Ротонда» и ее завсегдатаи. Ностальгия.
Знакомство с Ильей Эренбургом. Константин Бальмонт
Впервые ступив на порог «Ротонды» всего через две недели после приезда в
Париж, я был околдован ее феерическим видом, опьянен шумом, спорами,
свободно выражаемыми суждениями. За каждым столиком сидели «звезды»,
окруженные своими почитателями и последователями. К потолку вместе с
парами алкоголя и кольцами сигарного дыма восходил гул мужских и женских
голосов, певших модную тогда мюнхенскую песенку «О, Сусанна». Я никого
еще не знал по имени, кроме Пабло Пикассо, на которого мне указали. Впервые
я увидел здесь Эренбурга, о нем я был уже достаточно наслышан. Худой,
высокий. Шляпа на нем такая, будто он мыл ею пол. Похож на Рембо. Он курил
трубку, что-то весело изрекал...
С тех пор все свободное время, а его было больше, чем достаточно, я
проводил в «Ротонде», ходил туда каждый день. Она приковала меня к себе,
стала моим домом, как и для многих поэтов и художников. У меня появились
здесь друзья, угощавшие меня, голодного, чашечкой кофе, а чаще абсентом, от
которого я с ног валился. Сначала это была группа скульпторов — Инденбаум,
Чайков, Мещанинов. Меня зазывали за другие столики, расспрашивали о
России. Однажды меня поманил к своему столу какой-то буржуазного облика
безукоризненно одетый человек. Угощал меня, начал о чем-то расспрашивать.
Иностранец, а я кроме русского, никакого языка не знаю. А потом меня
осаждали вопросами: «Что вам говорил Томас Манн?» — «Да я и не понял его...
Это был Томас Манн?»
Что же собой представляла «Ротонда»? Кафе, расположенное на углу
бульваров Монпарнас и Распай, состояло из двух отделений. Одна часть во всю
длину занята оцинкованной стойкой, парижане называли ее просто «цинком»:
«Выпить у цинка», «Занять столик у цинка». Стоишь у «цинка», и перед тобою