Воспоминания. Стихи. Переводы

Талов Марк Владимирович

играет переблеск на темно-зеленых бутылках самой разной формы. В них

апперетивы, крепкие напитки. На левом краю «цинка» на фоне высокого

никелевого самовара, в котором почти целые сутки варился кофе, выделялась

стройная фигура женщины бальзаковского возраста — жены владельца

«Ротонды» — мадам Либион, сидев-

22

шей за кассой. Перегородка из богемского стекла отделяла «цинк» от основного

зала:

в стены инкрустированы зеркала, вдоль стен во всю длину — удобные,

мягкие, обитые кожей сиденья; мраморные, с розовыми прожилками

столешницы на треногах. Три, иногда четыре гарсона, обслуживают клиентов.

Высокий, сутулый, густобровый брюнет Антуан. Пышные усы по-гальски

свисают тонкими концами почти до подбородка. Добродушный крестьянин,

умеющий

ладить

даже

с

самыми

безденежными

клиентами.

В

противоположность ему, Гастон не лишен элегантности. Тонкие черты лица.

Весьма холоден с теми, кто не пользуется кредитом владельца кафе месье

Либиона. Мишель — коренастый полный человечек, расторопный и живой. К

делу подходит практически. Если у тебя в кармане несколько су и ты можешь

заказать себе лишь чашечку кофе, а собираешься просидеть здесь целый вечер,

за столик Мишеля лучше не садиться. Если Гастон при этом только скривит

недовольно физиономию, то Мишель бесцеремонно несколько раз даст тебе

понять, что пора и честь знать. И, наконец, сам владелец кафе — седой рослый

человек лет шестидесяти, плотная представительная фигура, слегка

прихрамывает, держится бодро. Это форменный ментор, буржуа, душа и

меценат своей многочисленной клиентуры, сплошь состоящей из прекрасных

натурщиц, поэтов, художников и скульпторов вольных академий Шеврезской

улицы, людей разных языков и состояний, которых судьба привела сюда с

разных концов земного шара.

«Ротонда» не была похожа ни на какое другое кафе. В ней собиралась

художественная богема, которая творила, голодая и пьянствуя, а когда деньги

истощались, на помощь приходил сам хозяин кафе Либион, друг художников,

который не забывал и своих интересов. Под залог картин он давал художникам

деньги, чтобы они могли продолжать кутеж в его же кафе: «На, возьми, но

смотри, сукин сын, пропей их у меня в кабаке!» Обыкновенно залог оставался в

собственности Либиона. Он оказался вскоре владельцем обширной коллекции

картин, которые перепродавал захаживавшим в кафе собирателям, в том числе

богатым иностранцам. Богемствующие художники превращались позднее в

мэтров, работы которых, к сожалению, часто уже после их смерти, продавались

за сотни тысяч долларов.

Тем

не менее Либион не был похож на других хозяев. В трудную минуту он

поддерживал художников. Они могли в кафе не

23

только выпить (как бывало обычно), но и поесть. Среди посетителей «Ротонды»

было много бездомных, проводивших ночи «под звездочками», как любил

говорить А. Куприн, тоже живший в те годы в Париже. Бездомные ночевали

под мостами, в Тюильрийском парке или даже в воровских притонах, которых

было множество в рядах Центрального рынка, знаменитого «Чрева Парижа».

Либион разрешал подававшим надежды бездомным художникам ночевать в

креслах своего кафе при условии, что они будут вести себя чинно, не производя

никакого шума, не устраивая скандалов. Предоставление ночлега в кафе шло

вразрез с существовавшими правилами, грозило штрафами и иными

непредвиденными неприятностями. «Бездомники», получавшие возможность

совершенно безвозмездно соснуть три-четыре часа, никем нетревожимыми и

незамеченными, этот договор не нарушали. Какие бы скандалы не происходили

в кафе днем, Либион никогда не звал полицию, чем еще больше привлекал

богему — людей часто без прав, без бумаг, каким был и я. Там, в «Ротонде», мы

были, как у Христа за пазухой. И. Эренбург рассказывал мне, что на похоронах

Либиона было очень много художников. Они любили его, и он любил их.

«Ротонда» была пристанищем не только непризнанных и полупризнанных

поэтов, художников, композиторов, но и людей с известными именами,

настоящих «звезд» в мире искусства.

Здесь засиживались такие мастера, как Поль Синьяк, Шарль Герен, Анри

Матисс, Марке, Вламинк. Художники парижской школы — Модильяни, Сутин,

Кислинг, Малевич, Кирилл Зданевич; молодые тогда скульпторы Архипенко,

Цадкин, Липшиц, Мещанинов и такие мастера, как Бурдель, Майоль, Шарль

Ленуар. Там бывали поэты почти всех направлений, среди них группа новых

властителей умов, модных поэтов во главе с Гийомом Аполлинером — Макс

Жакоб, Блез Сандрар, Андре Сальмон, принц поэтов Поль Фор. Уже в Москве

Анна Андреевна Ахматова рассказывала мне, что бывала в «Ротонде» в 1910

году, а потом в 1911 году. Частыми гостями «Ротонды» были и композиторы —

Равель, Венсан д’Энди, Эрик Сати, Пуленк... Математик Виктор Розенблюм,

философ Маритен. Захаживал Анатоль Франс. «Ротонда» была местом встреч

художников всех континентов: индус Хари, японец Фужи- та, индеец,

украшенный перьями, подобно героям Майн Рида; мек-