Война крылатых людей [Война крылатых людей. Сатанинские игры. Звездный торговец. Люди ветра. Право первородства. Повелитель тысячи солнц.]
Шрифт:
— Ха! А этим сумасшедшим на Итри не приходило в голову, что Империя не так глупа? Если Земля нападет, то это будет война, начатая не Землей, а сектором, находящимся близко к нашим границам.
— Мы обнаружили очень мало признаков того, что в ближайших системах могут быть сосредоточены силы.
— Конечно! — Холм ударил кулаком по ручке кресла. — Неужели они бы так просто обнаружили себя? А вы бы на их месте? Они будут собираться в космосе, в нескольких парсеках от любой звезды. Между местом сбора флота и любой планетой, до которой могут добраться наши разведчики, движение должно быть минимальным. Через несколько световых лет от нас они могут тайно собрать такую силу, чтобы легко нанести нам удар с воздуха.
Ты говоришь это уже не первый раз, — сухо сказал Ферун. — Я об этом думал, вычислял возможные варианты. — Он перестал шагать. Некоторое время в комнате царило молчание. Желтый свет Лауры бросил на пол тень в форме листа. Они вздрогнули.
— В конце концов, — сказал Ферун, — наши методы ведь спасли нас в период волнений.
— Нельзя сравнивать войну князьков, пиратов, жалких забияк, варваров, никогда не выходящих за пределы стратосферы, если только у них нет самоуправляемых кораблей. Нельзя сравнивать все это жаждущее крови ничтожество с Имперской Землей.
— Я знаю, — ответил Ферун. — Суть в том, что итрианские методы хорошо служили нам, потому, что они согласуются с итрианской натурой. Во время моей последней поездки я начал думать, что мы можем превратиться в бледную тень соперника. Попытка делается, пойми — получишь все, но это может ничего не дать. Я решил, что раз уж Авалон должен затратить много усилий на подготовку к войне, он может, в то же время, рассчитывать на помощь извне.
И снова наступила тишина.
Холм посмотрел на своего начальника, старинного, испытанного годами друга, и не в первый уже раз он подумал о том, до чего же они разные.
Он поймал себя на мысли, что смотрит на Феруна так, как будто встретился с итрианином первый раз в жизни.
В стоячем положении марчверданин имел около 120 сантиметров роста, если считать от ступней до конца грудной клетки. Высокая особь имела рост приблизительно 140 сантиметров, доходя Холму до середины груди. Поскольку тело несколько выдавалось вперед, истинное расстояние между клювом и хвостом было несколько больше. Весил он килограммов двадцать. Максимальный вес итрианина не достигал и тридцати килограммов.
Голова его казалась вылепленной скульптором. Так как лоб был довольно низким, верхняя и затылочная ее части были несколько увеличены, чтобы вместить объемный мозг. Вниз от ноздрей шел почти скрытый перьями выступ-: Под ним виднелся подвижный рот, полный острых белых клыков с алым языком.
Небольшой подбородок переходил в сильную шею. Особое внимание привлекали к себе большие, цвета меди глаза, и густой хохолок перьев, растущих изо лба и сбегающий по голове до шеи. Частично он предназначался для аэродинамических целей, частично использовался для шлема на тонком черепе.
Выдающееся вперед туловище имело две руки, ни по размеру, ни по форме не похожие на руки человека. Они были лишены перьевого покрова, и кожа их была или темно-желтой, как у Феруна, или коричневой, а то и черной, как у многих итриан. Но в особенности не похожими на человеческие были ладони. Каждая имела по два пальца по краям и еще по три между ними, а у каждого пальца было на сустав больше, чем у человека. Ноготь правильнее было бы назвать когтем, а на внутренней поверхности кистей росли небольшие дополнительные когти. Ладони казались слишком большими по сравнению с руками и неожиданно, мускулистыми. То были настоящие хватательные инструменты, помощники зубов. Удивительной формы хвост из перьев был достаточно тверд, чтобы при необходимости поддержать тело.
Но в данный момент огромные крылья Феруна были сложены и опущены вниз, исполняя роль ног. В средней части каждого крыла выступало вогнутое «колено». Во время схватки эти кости могли смыкаться вместе. В воздухе они охватывали крылья кольцами, укрепляя их этим, одновременно увеличивая их чувствительность. Три остальных пальца, оставшиеся этим особям в наследство от предков—орнитоперов, были спаяны воедино, выступая сзади более чем на метр. Сверху они были покрыты перьями, снизу кожа была белой и загрубевшей. Они тоже были хорошей опорой при отдыхе.
Гребень Феруна выступал выше, чем у женских особей, а по белому хвосту шли черные полоски. У итрианских женщин он был черным и блестящим.
— Кр-р-р!
Этот горловой звук вернул Холма к действительности.
— Что ты так смотришь?
— О, прости! — итрианину подобное поведение, конечно, казалось более грубым, чем человеку. — Мои мысли блуждали далеко.
— Где же? — спросил Ферун своим обычным голосом.
— Просто я начинаю думать о том, что мой род действительно не играет большой роли для Доминиона. Может быть, нам следует найти нечто более связанное с итрианским стилем и постараться использовать это как можно лучше.
Ферун издал вибрирующий звук и шевельнул несколькими перьями. Это означало: «Вам подобные не являются единственными неитрианами, находящимися под нашим руководством. Но только вы обладаете современной технологией». На языке планха звуки были гораздо лаконичней мыслёй, которые они передавали.
— Н-нет! — пробормотал Холм. — Но в Империи мы — лидеры! Конечно, Великая Земля включает несколько миров и колоний негуманоидов. Множество пришельцев с различных планет получили земное гражданство, все это так. Но большинство ключевых постов занято именно людьми, а не представителями какой-либо иной расы. — Он вздохнул и посмотрел на кончик своей сигары. — Здесь, в Доминионе, что представляет собой человек? Горсточка на уединенном шарике! О, мы трудимся, мы хорошо себя проявляем, но факт остается фактом: мы не являемся таким уж значительным большинством в великом созвездии меньшинств.
— Ты об этом сожалеешь? — мягко спросил Ферун.
— Я? Нет-нет! Этим я только хотел сказать, что Доминион располагает слишком ничтожным количеством людей, чтобы можно было создать флот по земному типу. Мы приспособились к вам лучше, чем вы к нам. И это неизбежно!
— Я слышу тоску в твоем голосе и вижу ее в твоих глазах, — сказал Ферун мягче, чем ему хотелось. — Ты снова думаешь о своем сыне, ушедшем в птицы, не так ли? Ты боишься, что его младшие сестры и братья захотят последовать его примеру.