Возмущение Ислама

Шелли Перси Биши

34

К болоту Метеор ушел, во тьму; В нас кровь как бы на миг остановилась, И ясно стало сердцу моему, Что вот она одним огнем забилась В обоих; кровь ее и кровь моя Смешалась, в чувстве все слилось туманном, В нас был восторг немого бытия С недугом, упоительно-желанным; Лишь духи ощутить его могли, Покинув темный тусклый сон земли.

35

То было ли мгновением услады, Смешавшим чувства, мысли в зыбях тьмы И даже погасившим наши взгляды, Чтобы друг друга не пугали мы, И ринувшим нас в вольное забвенье, Где встретили мы страстность, как весну? Иль было это тех времен теченье, Что создали и солнце, и луну, И всех людей, что умерли, но были, Пока мы здесь о времени забыли?

36

Не знаю. Как назвать, мечтой какой, Те полные забвенья поцелуи, Когда рука сплетается с рукой И с жизнью жизнь сливается, как струи? Как взор назвать, что потонул в огне, И что это за властное хотенье, Что сердце по-обрывной крутизне Ведет вперед, за грани отдаленья, К тем вихрям мировым, где, пав на дно. Два существа сливаются в одно?

37

То тень, что между смертными незрима, Хотя слепые чувствуют ее; И власть ее божественного дыма Здесь знать дала присутствие свое, Где нежною четой, в любви сплетенной, Мы пребывали до тех пор, когда Ночь минула и новый день зажженный Погас, — и я почувствовал тогда, Луна была в выси над облаками, Сбиралась буря с громкими ветрами.

38

Казались побледневшими уста У Цитны, под холодною луною Ее волос роскошных красота На грудь струилась темною волною; А там, в груди, царила тишина, В ее глазах, в их глубине бездонной, Была услада радости видна; Пусть за стеною ветер возмущенный Свистел и пенил ключ, бежавший с гор, — Мы были тихи, ясен был наш взор.

39

Любовь горела в нас безгрешным светом, И подтверждал безмолвно каждый взгляд, Что слиты мы негаснущим обетом, Что совершен таинственный обряд. Немногим был восторг такой прозрачный Дарован, — к нам пришел он вновь и вновь: Мы праздновали в этой ночи брачной Созвучность дум и первую любовь, — И все мечты, с их вешним ароматом, Пленительно сестру венчали с братом.

40

Природы целомудренный закон Любовь влагает в тех, что вместе были В младенчестве, — когда свой первый сон Они под властью новых не забыли, И если их обычай не стеснил, И рабство не связало роковое. Там, где течет Эфиопийский Нил, В священной роще дерево живое, Чуть тень к нему от птицы с высоты Падет, — сжимает, дрогнувши, листы, —

41

Но родственные листья обнимает — И в час, когда ему сияет день, И в час, когда листы разъединяет У всех других растений ночи тень. Так мы сливались в ласке неизменной, Любовь питала юные сердца Той мудростью святой и сокровенной. Чья музыка струится без конца; Так мощный Нил дарит обогащеньем, — Египет весь живет его теченьем.

42

Как отклик тех журчавших родников Был голос Цитны, нежно-переменный, Мой голос слит был с ним, созвучьем слов, Мы были двое в пропастях вселенной; И между тем как буря в облаках Гремела, говорили мы о грозном Крушенье всех надежд, — о семенах. Что скрыты все же в воздухе морозном И зло убьют; для нас горел маяк, Не поглотил нас в жадной бездне мрак.

43

Но Цитна третий день уже не ела; Я разбудил Татарского коня И обнуздал его рукой умелой, Доверчиво смотрел он на меня; Скорбя о неизбежности разлуки, Хотя и на недолгий, быстрый срок. Был полон я такой глубокой муки, Что уст от уст я оторвать не мог, — В таких прощальных ласках есть безбрежность: Еще, еще, растет и жаждет нежность.

44

В последний раз поцеловать, взглянуть, — И Цитна смотрит, как я уезжаю; Гроза и ночь не закрывали путь Среди стремнин ближайших; дальше, с краю. Ползли туманы, ветер мглу принес, Но все еще сквозь сеть дождя виднелась На белой ткани темнота волос, Разлившаяся их волна чернелась, Домчался по ветрам прощальный крик, И вот уже равнины я достиг.

45

Я не боялся бури: не был страшен Ее порыв и гордому коню, Когда срывался гром с небесных башен. Он радовался синему огню. Широкие глаза налились кровью, И ржаньем откликался он громам, Как будто был охвачен он любовью, И ноздри раздувал в ответ ветрам; И вскоре пепелище я заметил, Там, где Огонь Резню приветом встретил.

46

Достиг я разоренного села, С деревьев листья в буре облетали, Там кровь людская пролита была. Стояли груды стен, как знак печали, Теперь огонь в жилищах тех потух, Бежала жизнь, и смерть в права вступила, Отшел от тел их согревавший дух, Чернелись в блесках молнии стропила. Лежали кучей, точно сонм теней, Тела мужчин, и женщин, и детей.

47

На площади был ключ, и были трупы; Чтоб жажду утолить, я слез с коня, Глаза усопших, стекловидны, тупы, Глядели друг на друга, на меня. На землю и на воздух безучастный; Склонясь к ключу, отпрянул в страхе я: Вкус крови был в нем, горький и ужасный; На привязи коня я у ручья Оставил, и в пустыне той гнетущей Искать стал, есть ли в ней еще живущий.

48

Но были мертвы все, и лишь одна Там женщина по улицам бродила, Какой-то странной скорбью сражена, Она на духа ада походила: Заслышав шум шагов, она сейчас К моим губам горячий рот прижала, И, в диком долгом смехе веселясь, С безумным взглядом, громко закричала: "Ты пил напиток Язвы моровой, Мильоны скоро чокнутся с тобой".

49

"Меня зовут Чума, сестру и брата — Малюток двух — кормила грудью я; Пришла домой: одна огнем объята, Другой лежит разрублен, кровь струя. И с той поры уж я не мать, живая, Но я Чума — летаю здесь и там, Блуждая и живущих убивая: Чуть только прикоснусь я к чьим губам, Они увянут, как и ты увянешь, Но раз ты Смерть, ты помогать мне станешь.

50

"Что ищешь ты? Сбирается туман, Горит луна, и росы холодеют; Мой мальчик спит, глубоки язвы ран, И черви в нем теперь кишат, густеют. Но что ты ищешь?" — «Пищи». — "Ты ее Получишь; Голод — мой любовник жадный, Но он удержит бешенство свое; Тебя во мрак не бросит непроглядный: Лишь тот, кого целую я теперь. Придет на пир, в отворенную дверь".

51

И с силой сумасшедшего схватила Она меня и повела с собой; Все мимо трупов, каждый шаг, — могила, Вот мы дошли до хижины одной; Из всех домов, теперь опустошенных, К себе она собрала хлебы в дом И в виде трех столбов нагроможденных Меж мертвецов поставила кругом. Она младенцев мертвых нарядила, Как бы на пир, и рядом посадила.