Возмущение Ислама, Шелли Перси Биши

Возмущение Ислама

на обложку

Шелли Перси Биши

Шрифт:

Как тучи, что пришли из дальних стран, На горные, в ветрах, ложатся склоны, Раскинулся вольнолюбивых стан, Вкруг Города собрались миллионы; Надежды — темных вызвали из нор, Людей сплотила истина святая, Твои напевы, дивный их узор, Твоих созвучий сила молодая По воздуху плыла, как аромат, Под крик «Лаон» светился смелый взгляд.

Тиран узнал, что власть его бессильна, Но Страх, сын Мщенья, приказал ему Быть преданным тому, что грязно, пыльно, — Измена, деньги снова могут тьму Родить в людских умах, затмить обманом Возможно мысли, возбудить в них страсть; Святоши были посланы тираном, Жрецы,

чтобы мятежников проклясть. — И вот они взывали к Разрушенью, К Чуме, к Нужде, к Беде, к Землетрясенью.

И подкупил он важных стариков Вещать о том, что славные Афины Лишь пали оттого, что гнет оков Им был противен; нужны властелины Немногие, чтоб многих обуздать, Необходимость в том и глас Природы, На людях старых — мудрости печать, А в юных — дикий бред, недуг Свободы, В неволе — мир, и люди старых дней Всех вольных, гордых утишили ей.

И низкой ложью уст своих отравных На время затемнить они могли Сиянье мудрецов и бардов славных; Нам нужно быть смиренными, в пыли, — Так купленные громко возвещали, — Вся жизнь — необходимость темноты, Земной удел — тревоги и печали, Мы слабы, грешны, полны слепоты, И воля одного есть мир спокойный, А мы должны терзаться в день наш знойный.

Так устраним мы нам грозящий ад. И лицемеры лгали богохульно, Но время их прошло, пришел закат, Не ликовать им властно и разгульно; Не обмануть умов им молодых, Смешна была тщеславность их седая; Еще была толпа рабов других, Они кивали, пошло утверждая, Что отошло владычество мужчин И ныне разум женщин — господин.

На улицах монеты рассыпали, Лилось вино на пиршествах дворцов, Напрасно! Башни шпили вверх вздымали, Как прежде, но на возгласы жрецов Чума Эфиопийскою дорогой Не приходила, Голод жадный взгляд Кидал, как прежде, вниз, к толпе убогой, Из пышных и возвышенных палат, Куда награбил он достаток бедных; И Страх не омрачал надежд победных.

Да, Золото, а с ним и Страх, и Ад, Как некие развенчанные боги, Утратили победоносный взгляд, Жрецы их храмов ждали на пороге Напрасно почитателей своих, День изо дня их алтари пустели, Их голос в мрачном капище затих, И стрелы лжи безвредные летели, И тщетный клевета плела узор, Чтоб между вольных возбудить раздор.

Тебе известно, слишком, остальное. С тобою от крушенья мы спаслись, Мы здесь, и в странном я теперь покое С тобой, взираю я с утеса вниз, И хоть могла бы вызывать рыданье Любовь людская, я смеюсь светло, Мы пережили радость вне страданья, И чувство тишины в меня вошло, Нет мысли о случайностях измены, О детях Завтра, что обманней пены.

Не знаем мы, что будет, но, Лаон, Знай, Цитна светлой вестницею будет. Той нежностью, чем дух твой озарен, Она в чужих сердцах любовь пробудит, Свое одевши этой красотой И сливши с ней воздушные виденья; Я связана с тобой одной мечтой, Единой крови в нас горит теченье. Насилие — как беспредметный сон, Что безвозвратной зыбью унесен.

Осенний ветер семена немые Мчит над Землей, — затем придут дожди, Мороз, метели, вихри снеговые Из Скифии далекой. Но гляди! Опять Весна промчалася над миром, Роняя росы с нежно-светлых крыл, Цветы в горах, окутанных эфиром, В лесах, везде биенье новых сил, И музыка в волнах, в ветрах воздушных, В живых — любовь, спокойствие — в бездушных.

Весна — эмблема радости, любви, Крылатый символ юности, надежды! Откуда ты? Приют свой назови. Ты надеваешь светлые одежды, Сливаешь слезы с темною Зимой. Дочь Осени, с ее улыбкой нежной, Соединенной с радостью живой, Ты на ее могиле безмятежной Рождаешь блески свежие цветов, Но не тревожишь саван из листов.

Любовь, Надежда, Благо, как сиянье И Небо, — суть окружность наших сфер. Мы их рабы. От нас порыв мечтанья Занес — до отдаленнейших пещер Людских умов — посевы Правды ясной. Но вот приходит мрачная Зима, Печаль могил и холод Смерти властной, Прилив насилья, буря и чума, Кровавость вод сгустившихся застыла, И в каждом сердце — темная могила.

Посевы спят в земле, а между тем Во мгле темниц — ряд жертв, как в бездне зыбкой, И их казнят — на поученье всем; На эшафот они идут с улыбкой, И день за днем во тьме бледнеет лик Ущербной славы Мудрости, и люди Молчат, их ум пред идолом поник, Они лежат в пыли, в стесненной груде, Ликуют седовласые Жрецы, И бич забот прошел во все концы.

Зима настала в мире; мы с тобою Застынем, как осенняя волна, Покрытые туманной пеленою. Но вот гляди. Опять идет Весна, Залогом были мы ее рожденья, Из нашей смерти, как сквозь горный свод, Грядущее приходит оживленье, Широкий, яркий солнечный восход; В одежде из теней, Земля блистает, Под тенью крыл своих орел взлетает.

Любовь моя! Остывшим будешь ты, И буду я остывшею, холодной, Когда займется утро красоты. Ты хочешь видеть блеск ее свободный? Взгляни в глубины сердца твоего, В нем дышит рай бессмертного расцвета, И между тем как все кругом мертво И в Небесах лазурь Зимой одета, В лучах твоей мечты цветы горят, И слышен звон, и дышит аромат.

В своих сердцах все те, в ком упованье, Все те, кто упованием велик, Находят волю добрую, сиянье, Непогасимо-бьющийся родник, И если мгла завистливая встанет, Есть нечто, что встает живым звеном, И неизбежно лживого обманет, И свяжет зло со злом, добро с добром, И власть добра пребудет беспредельна, С тем, что — благое, слита нераздельно.

Они в могилах, и глубок их сон, Мыслители, Герои и Поэты, Властители законченных времен, Но бездны мира славой их одеты — Мы им подобны; пусть могила их Сокроет, — их мечты, любовь, надежды, Их вольность — для мечтаний мировых Как легкие лучистые одежды; Все, что сковал их гений, — для времен Позднейших — знак примера и закон.

Пусть также под землей останки наши Уснут, познавши странный тот удел, Хотя б своей не выпили мы чаши, Не охладили жизнью наших тел: Пусть наша мысль, и чувства, и мечтанья От нашего отступят существа, Не будут там, где дышат все созданья, Где будет нашей волей мысль жива, Пусть те, что через нас в покой вступили, Не будут даже знать, кто в той могиле.

Пусть. Наша жизнь, и мысли, и любовь, И все, чем были мы, и наше счастье, Бессмертно будут жить, светиться вновь, Как яркий день над сумраком ненастья; В разорванности тьмы был явлен свет, Лик мира явлен был над бездной шумной; И как, увидев сцену давних лет, К надежде возвращается безумный, И, вспомнив все, опять живет, любя, Так вспомнит темный человек — тебя.