Возмущение Ислама

Шелли Перси Биши

28

Всесильный Бог, лишь ты имеешь власть. Кто те, что пред тобою будут смелы? Коль ты кого задумаешь проклясть, Кто сдержит наказующие стрелы? Кто сдержит ток нарывного дождя? Будь милосерд в своей победной силе! Твоих врагов, как пашню, бороздя, В один алтарь мы Землю превратили, Мы Небо храмом сделали твоим, Где кровью дерзновенных был ты чтим.

29

Низлив на этот Город нечестивый Ток мщенья, ныне гнев свой отзови. Клянемся мы тобой, что мир строптивый, Покорные, потопим мы в крови, Лишь только дай свое соизволенье Дружине

умоляющей твоей, Мы приготовим страшные мученья, Ад дьяволов и медленных огней Для дерзких, что искупят долгим стоном Насмешку над святым твоим законом".

30

Они так чтили, бледные, дрожа, Огромный призрак собственного сердца, Как бы завесу, с трепетом держа Пред каждым чуждым светом иноверца; Из Храма вышли; между тем Чума То одного сражала, то другого, Внезапная в глазах вставала тьма, Исполненная ужаса немого, И смута овладела всей толпой, Был прославляем каждым бог иной.

31

Ормузд, и Моисей, и Фо, и Брама, И Заратустра, Будда, Магомет, Пред зданием оставленного храма Возник имен, паролей дикий бред; Вздевая руки, каждый исступленный Кричал: "Наш Бог есть Бог, и только он!" И бой уж надвигался, разъяренный, Вдруг каждый точно льдом был охлажден: Раздался голос, жуткий, как шипенье, Под клобуком возникло привиденье.

32

То был ревнивый Иберийский жрец, От запада привел он легионы, В его словах — расплавленный свинец, Удел неверных — пытки, казнь и стоны; Он был зловещим даже для друзей, Притворство жило в нем и вместе злоба, Как узел двух сплетенных тесно змей, Как двойня под одною крышкой гроба; Был враг ему — кто быть иным посмел, Страшась Небес, он людям мстить хотел.

33

Но более всего он ненавидел Свет мудрости и вольного ума. Уж он, дрожа, в воображенье видел, Что Идола его разъята тьма; В Европе уже искрилось веселье, В предчувствии, что кончен сумрак снов, И много жертв, в одной с убийцей келье, Узнали гнет колодок и оков, И видели, что дети их ханжами Захвачены и быть должны рабами.

34

В Европе он не смел карать огнем Или мечом неверных, только пытки Мог назначать законным он путем, Но у закона слишком длинны свитки. И вот, на время — в мире, был он там, Где Бог его презреньем беспредельным Был окружен: он ждал, чтобы Ислам Возник как бич врагам его смертельным; Страх Неба тлел в нем вечно, как очаг, И был он людям — нетерпимый враг.

35

"Умолкните! — вскричал он. — После смерти, Когда настанет Страшный День Суда, Чей Бог есть Бог, узнаете, — о, верьте, За все ошибки в вере вы тогда Заплатите мученьем бесконечным. Но месть теперь на землю снизошла За то, что, над судом смеяся вечным, Болезнь нечестья смелой быть могла, И потому возмездья вас коснулись, Основы государства пошатнулись.

36

Вы думаете, сдержит Бог Чуму В ответ на ваши стоны и рыданья? Ее по милосердью своему Таил он, было долго ожиданье, И выпустил на волю, наконец, Судить его врагов: так что ж, мы ст_о_им, Чтоб этот Полномочный божий жрец В служении своем был беспокоим? Нет, не замкнутся смертные врата, Пока

живет его врагов чета.

37

Да, голод есть в глубокой бездне ада. И зев раскрыт у змей огнистой тьмы, Они от нас не отрывают взгляда, В их пасти все, что пали от Чумы, Они кишат, как рыбы в мелководье, Им голодно, хотят пожрать они Их братьев, Сатанинское отродье, Что манит души в вечные огни; Они хотят железными клыками Натешиться над гнусными сердцами.

38

Чуме велит умолкнуть Царь Небес; Возвышенный костер нагромоздите, Ветвистый оборвите целый лес, Камеди ядовитой положите, Она лениво будет липнуть, жечь, Прокрадываясь медленной походкой, Огонь пройдет по сучьям, будет жечь, Под красною железною решеткой, А снизу будут жалить все больней Стоножки, скорпионы, ленты змей.

39

На тот костер Лаона и Лаону Взведите, медью жаркою их слив. Тогда молитесь Высшему Закону. Услышан будет Небом ваш призыв". Он смолк, они молчание хранили, Меж тем как отзвук голоса вдали Стихал, как в сказке молкнет отзвук были, И на колени, злобный, встал в пыли, И бормотал проклятья, и в раздоре Толпа заволновалася, как море.

40

Тот голос был как властный ураган, В легенде растворивший двери Ада: Разверзся, мнилось, огненный туман. Раскрылася небесная громада, Возник как будто трон на облаках, На нем Судья, окутанный грозою, В душе у всех восстал безвестный страх, Сдавил их всех палящей полосою; Они как звери были в летний зной, Когда кругом кипит пожар лесной.

41

То было утром — в полдень, между мертвых! И средь живых, глашатай возгласил: "Владыка стран, как море, распростертых, В своем совете высшем так решил: Кто приведет Лаона иль Лаону Живыми иль обоих их убьет, Наследник царства будет по закону, Но кто живьем обоих приведет, Тот вступит в брак с владетельной Княгиней И будет, равным, царствовать отныне".

42

До ночи был костер нагроможден И сверху был решеткою украшен, А снизу страшным ложем гадов; он Превыше был окрестных мощных башен; Страх следует покорною стопой За Злобою, не чувствуя обиды, — Был создан сумасшедшею толпой Огромный темный остов пирамиды; Рабы, как овцы под огнем слепней, Толклись, несли еще, еще ветвей.

43

Настала ночь, беззвездная, немая, Толпа ждала вкруг этого костра, Глубокое молчанье сохраняя, Войска не расходились до утра; И только змей свистанье и шипенье Порою раздавалось в этой тьме, Да кто-нибудь в дремотное забвенье Впадал, поддавшись бешеной Чуме, В веселии она носилась диком, Свой путь в толпе отметив быстрым криком.

44

Настало утро, — в полчищах людей Безумье, Голод, Страх, Чума крылами Тела нагромождали: так ручей В осенний день чернеет весь листами; Живые бледный составляли круг; Пред полднем вспыхнул страх всеобщий ада, Панический, как голод, как недуг, Он всех душил удавной силой яда; Шептались все: "Чу! Чу! Они идут? О, Боже, близок час твой, близок суд!"

45