Вознесение к термагантам

Ластбадер Эрик Ван

– Что привлекло ваше внимание?
– спросила Вав.

– Горгулья наверху.

– А!
– Она кивнула.
– Вы, может быть, знаете, что первоначально горгульи ставили на дома, чтобы напомнить человеку о темной стороне его природы.

– Ну, знаете ли, эта вот представляет темную сторону кого-то, с кем я не хотел бы встречаться. Она просто отвратительна.

И все же я не мог не смотреть на нее. Может быть, потому что у меня личный страх перед рептилиями, возникший, когда мне было семь лет. Я заблудился в прибрежных мексиканских болотах и имел действительно страшную встречу с крокодилом, который намеревался употребить меня

на завтрак. Меня озноб пробирал при одном только воспоминании.

– Большая толпа, правда?
– спросила Вав, даже не повернув головы.

– И с каждой минутой все больше, имею удовольствие рам сообщить. Честно говоря, мне было приятно отвлечься чем угодно от нависшего над нами ужаса.
– Вы, несомненно, очень популярны.

– Ах, нет, это вы путаете послание с посыльным, - сказала она.
– Ко мне это не имеет отношения. Они все идут смотреть картины.

– Но картины - это и есть вы.

– Когда придем, вы сами увидите.

Она провела меня в сырой переулок вдоль каменного здания. Тут же город исчез в темноте.

– Разве мы идем не в галерею?
– спросил я.

– Нам надо спешить, - ответила Вав.
– Судя по тому, что вы мне сказали, у нас очень мало времени.

– Но я же ничего вам не говорил...
– Мой голос пресекся. Что-то было такое в этом переулке, странно и жутковато знакомое, но я стряхнул это ощущение как бессмыслицу. Кроме того, мысли были слишком заняты обычной паранойей нью-йоркского жителя, опасающегося быть ограбленным в темном переулке. Чем дальше мы шли, тем сильнее было у меня неприятное ползучее ощущение вдоль позвоночника. Оно достигло такой силы, что я был в буквальном смысле вынужден оглянуться через плечо. И у меня вырвалось очень мерзкое слово, когда мои худшие страхи оказались явью: за нами тащилась какая-то уродливая фигура.

– В чем дело?
– Вав остановилась от моего возгласа, а теперь повернулась.

– Кто-то идет за нами, - сказал я.
– Видите?

– Боюсь, что я ничего не вижу, - ответила она.
– Я думала, вы догадались. Я слепая.

– Ох ты, черт!

– Ничего. Это часть моего дара, - ответила она, не правильно меня поняв.

"Из огня да в полымя", - подумал я, хватая ее за руку и увлекая за собой по переулку.

– Быстрее, - сказала она.
– Торопитесь, Вильям.

Фигура догоняла нас пугающе быстро. И вдруг я узнал, что значит, когда кровь холодеет в жилах, потому что я оказался лицом к лицу - если можно это так назвать - с мерзкой горгульей. Настолько мерзкой, что едва можно было Смотреть. Теперь я понял, что в ней привлекло мое внимание: я увидел, как она шевелится. Проблема в том, что я тогда не мог в это поверить. Теперь не оставалось выбора. Она была живая и гналась за нами.

– Это горгулья, - сумел я выдавить из себя.
– Вав, если ты себе представляешь, что вообще происходит, самое время мне сказать.
– Тут до меня дошло, что Таззман меня застрелил, и это на самом деле... Ад?

– Вав, скажи мне, что я не мертв.

– Это хуже, чем то, во что мне пришлось поверить, - сказала она скорее себе, чем мне. Какую тайну видели ее слепые бронзовые глаза?
– Поверьте мне, Вильям, вы не мертвы.

Не успела Вав это сказать, как горгулья бросилась на нас с такой скоростью, что я только успел уклониться с ее пути. Жуткая когтистая рука пронеслась у меня перед глазами и ударила Вав с такой силой, что ее вырвало из моих рук и она подпрыгнула как мяч, ударившись о мостовую.

Потом, к моему удивлению, горгулья метнулась назад, будто учуяв что-то, что я не видел и не слышал. Я как дурак повернулся к ней спиной и нагнулся к Вав.

– Вильям, вы здесь?

– Вы же знаете, что да.
– Повсюду была кровь, горячая и густая.
– Я вызову "скорую".

– Поздно. Вы должны пойти на выставку, - шепнула она.
– Это жизненно важно.

– Вав, ради Бога, скажите мне, почему?

Но ее уже не было, и я чувствовал, что тварь готовится броситься на меня, поэтому я оставил ее и побежал. Но было уже поздно. Меня зацепила лапа, и я полетел лицом вниз на булыжники. Попытался подняться, но меня, кажется, парализовало. Сил хватило только перевернуться. Горгулья нависла надо мной, страшная морда исказилась призрачной ухмылкой.

Я закрылся рукой, и тут же меня охватил страшный приступ головокружения. Будто сами булыжники мостовой подо мной растаяли, и я полетел в темную бесформенную яму. Кажется, я закричал. Потом, наверное, я потерял сознание, потому что следующее, что я увидел, когда открыл глаза, была прохладная лесная поляна. В дубовых ветвях чирикали и пели птицы; контрапунктом отзывалось им ленивое жужжание насекомых. Пахло клевером и острыми ароматами вербейника и мяты. Поглядев в небо, я понял, что сейчас то время дня, когда, сменяя уходящее солнце, кобальт вечернего неба расползается, как непостижимые слова по странице.

Заржала лошадь, и я, повернув голову, увидел величественного гнедого охотничьего скакуна, который щипал траву. Он был снаряжен по английской охотничьей традиции.

Тут я услышал дробный стук копыт, оглянулся и увидел вороную лошадь с белой звездой во лбу, а еще я увидел лицо женщины. Совершенно поразительное, с изумрудными глазами и темно-белокурыми волосами, спадавшими на плечи, густыми, как лес. Лучезарная - такое слово приходило на ум. Лучезарная, как мало кто бывает или даже может надеяться быть. Она уверенно держалась в седле, одета она была в дорогой, но практичный охотничий костюм темно-синего цвета, кроме шелковой юбки - та была молочно-белой.

– Вы не ушиблись?
– спросила она с приятным четким английским акцентом.

– А должен был?
– спросил я в ответ. И протер глаза, которые, к моему окончательному ужасу, источали слезы. Я хотел перестать реветь, но не мог. Мне не хватало Вав; я хотел, чтобы она вернулась. До меня дошло, что в ее обществе мне впервые за много лет было легко.

– Издали казалось, будто вы сильно упали, но теперь я понимаю, что лесная подстилка из дубовых листьев приняла удар на себя.

Я понятия не имел, о чем она говорит. Но когда я встал, то обнаружил, что отряхиваю листья и мусор с бриджей и высоких черных охотничьих сапог. И ни следа крови Вав, которая секунду назад залила меня с головы до ног. Я снова заплакал, и так обильно, что мне от смущения пришлось от нее отвернуться.

– Кажется, все в порядке, - ответил я, когда смог взять себя в руки. Потом приложил ладонь ко лбу.
– Только голова немножко болит.

– Это не должно быть удивительно.
– Она протянула мне гравированную серебряную фляжку, висевшую у нее на бедре.
– Возьмите. Судя по вашем виду, вам это может быть полезно.

Я открутил крышку и ощутил знакомый запах мескаля, Испытал знакомую тягу, но что-то щелкнуло у меня внутри, и появился мысленный образ рыбы, всплывающей к крючку с наживкой. Я еще минуту помедлил, потом отдал флягу ей.