Вознесение к термагантам

Ластбадер Эрик Ван

– Как-нибудь в другой раз. Она кивнула.

– Не вижу причин, почему бы мне не подождать и не проехать остаток пути с вами. Я огляделся:

– Мы участвуем в каком-то стриптизе?

– Да, конечно.
– Она рассмеялась, и это было как тысяча серебряных колокольчиков.
– Мы на охоте, Вильям.

Взяв поводья гнедого, я вставил ногу в левое стремя.

– И мы, наверное.., где мы? Я вскочил в седло.

– Лестершир. Восток средней Англии. Чарнвудский лес, если быть точным.

– Сердце охотничьей страны, - сказал я.
– И Коттесмор тоже здесь происходит, если мне память не изменяет.

– Ежегодная большая охота на лис. Да, разумеется. Но теперь

она уже не порождает тяжб.
– Глаза ее заискрились самым зовущим образом.
– Теперь поехали!
– Она ударила кобылу каблуками по бокам, и та скакнула вперед.
– Я не хотела бы пропустить самое интересное, а вы?

Я послал гнедого за ней, и мы тут же сорвались в галоп. Чтобы передать вам, как эта женщина меня захватила, я сознаюсь, что даже тогда, когда я отчаянно пытался вспомнить хоть что-нибудь о том, как ездить верхом, я неотрывно изучал ее черты. Цветущая сливочного цвета кожа наводила на мысль, будто она родилась для охоты - или по крайней мере для туманного английского сельского пейзажа. В ней ощущался какой-то манящий разум и при этом ореол беззаботности, который притягивал меня непостижимым для меня самого образом. Если бы в тот самый момент кто-нибудь предупредил меня о ней - возьмем крайность: сказал бы мне, что она убийца, - я бы только рассмеялся, дал бы гнедому шпоры и оставил бы этого человека глотать пыль. Я был счастлив ее пьянящим обществом. Увидел ее только что, а ощущение было, будто я знаю ее всю жизнь. Какая-то связь, тесная, как пуповина, объединяла нас. Она сияла как неожиданный подарок под рождественской елкой. Это на самом деле мне?
– хотел я спросить, протирая глаза и вое равно не веря.

– Эй, вы знаете мое имя, но я не знаю вашего, - сказал я.

– Конечно, вы меня знаете. Вильям.
– Она подняла руку, и я поразился, увидев паутину меж ее пальцев.
– Я - Гимел, плетущая реальность, купель идей, исток вдохновения. Я, как мой почти тезка кэмел-верблюд, наполнена до краев, я - самодостаточный корабль даже в самом враждебном климате.

В этот момент мы выехали на широкий луг, испещренный одуванчиками и наперстянками. Призраки солидных дубов уходили вперед по обе стороны, и в сгущающемся полумраке я мог разглядеть только широкую тропу. И мы двинулись по ней. Я трезво напомнил себе, что все эти капризы мысли не более чем остатки старых фантазий, быть может, и десятков тысяч лихорадочных гормональных снов, случившихся во времена моего достаточно трудного созревания. "Трудного" - в смысле испорченного, как черные заплесневелые остатки, которые, бывает, найдешь в холодильнике, когда вернешься после полугодового отсутствия.

– Я так понимаю, что мы только одни на этой охоте на лис, - сказал я, поравнявшись с ней. Мы ехали так близко, что я вдыхал ее прекрасный аромат.

– О нет, я бы никогда не стала охотиться на такую красоту, как лиса. Когда она встряхнула головой, волосы ее колыхнулись самым заманчивым образом.
– Мы охотимся на зверя.

– Какого зверя?

– Вы отлично знаете, Вильям, не притворяйтесь.
– Она метнула на меня пронзающий взгляд, и я увидел кремневую остроту в этих великолепных изумрудах глаз, и сердце у меня перевернулось. Доктор, кислород! Остановка сердца!
– Зверь зверей, - сказала она, не заметив стрелы, пронзившей мое сердце.
– Только один есть зверь столь отвратительный, столь заслуживающий охоты.

– Послушайте, должен признать, я несколько смущен. Понимаете, я только что лежал в парижском переулке, залитый кровью подруги...

– Так вы считаете Вав своей подругой? Интересно. Вы же знали ее очень недолго.

– Я хорошо разбираюсь в людях, - ответил я несколько рассерженно. Если вы ей не друг, лучше скажите это прямо

сейчас.

Она рассмеялась:

– Боже мой, как вы быстро встали на ее защиту! Мы ехали рядом, и она перегнулась и поцеловала меня в щеку, и я услышал пение птиц у себя в голове, тех, которые в мультиках летают вокруг головы Сильвестра, когда Таити как следует двинет его молотком.

– Мы с Вав были как сестры. Даже больше, если можете себе представить. Как два ломтя одного пирога.

– Мне ее не хватает.

– Меня это не удивляет, - сказала она.
– Вы направлялись на выставку картин. Очень важно, чтобы вы туда попали.
– Она кивнула, будто сама себе.
– Жизненно важно, можно сказать.

– Вы хотите сказать, что знаете, как мне вернуться в Париж?

– Это не было бы разумно, как вы думаете? Кроме того, в этом нет необходимости.
– Она ехала не слишком быстрой рысью, так что я мог держать ее темп. Спина прямая, плечи развернуты - тот вызывающий вид девчонки-сорванца, против которого я устоять не могу. Я представил себе, как она несется сквозь лес подобно Диане, мифической охотнице, мышцы натягиваются, когда она накладывает на тетиву стрелу и пускает ее в выбранную дичь.
– Выставка переехала в Замок. Мы доберемся туда быстро, как только сможем. Но сначала мы должны увидеть неизбежное заключение охоты.

– Если оно неизбежно, чего же нам о нем волноваться?
– спросил я. Отчего не поехать прямо в Замок? Она нахмурилась.

– С тем же успехом можно спросить, почему нельзя сначала выдохнуть, а потом вдохнуть. Просто нельзя. Законы вселенной, сами понимаете.

– Это те самые законы, которые дали мне в мгновение ока перенестись из Нью-Йорка в Париж и из Парижа в Чарнвудский лес? Или те, по которым выставка из Парижа перенеслась сюда?

– Именно так.
– Она не отреагировала на мою иронию. Кажется, даже испытала облегчение.
– Мне так приятно, что мы с вами оказались на одной странице.

Я застонал. На странице - какой неведомой книги?

– Не волнуйтесь, - сказала она.
– Я доставлю вас туда, где вы должны быть. Поверьте мне, Вильям.

По спине у меня пробежал холодок, потому что эти же слова говорила Вав. И тут я принял решение. Пришпорив коня, я перегнулся к ей. Пока что, как я понял, игра по правилам, какими бы странными они ни были, ничего хорошего не приносила. Все меняется! Я схватил поводья ее лошади и свернул с проторенной тропы.

– Что вы делаете!
– воскликнула она.

– К Замку, где бы он ни был, - ответил я.
– Пусть остальные возятся со зверем.

– Кто остальные?
– Мы теперь ехали бок о бок.
– Вильям, на этой охоте только мы с вами!

– Тем лучше, - сказал я.
– Некому будет нас хватиться.

– Вы не понимаете...

Я наклонился к ней так близко, что вдохнул запах ее волос.

– Теперь мы к чему-то подходим.

Она облизала губы. В наступившей ночи ее глаза были как неограненнные изумруды. На миг у меня мелькнула шальная мысль, не слепа ли она, как Вав.

– Мы должны загнать зверя, - сказала она.
– Иначе он никогда не пустит нас к Замку.

– Почему?

– Вильям...
– Было теперь что-то такое в ее лице, какой-то неуловимый след от раны столь свежей и глубокой, что она еще кровоточила.
– Вав не посчиталась с присутствием зверя на свой страх и риск. Вспомните, что с ней случилось. Я не хочу повторить ту же ошибку.

У нее был вид такой ранимый... Я коснулся ее шеи.

– Какую ошибку? Она чуть дрожала.

– Картины и зверь переплетаются. Нельзя увидеть одно и не встретить другого. Она думала, что может отвести вас прямо к картинам, что может обойти зверя. Она ошиблась.