Врата Лилит
Шрифт:
Ганин испытывал то же ощущение, что и раньше - с Тимофеем и с Сетом. Он держался за руку Лилит, но ног под собой не ощущал. Они у него даже и не касались земли. Однако хотя пейзажи стремительно сменяли друг друга, но оторваться от погони беглецы никак не могли.
– Проклятье! Прислуга! Нам не оторваться от них - задержите!
– голос Лилит с трудом доносился до ушей сквозь гром взрывов, дикий оглушающий рык львов и топот бесчисленных чудовищных гончих.
В этот же миг собакоголовый Нахаш обратился в гигантского пса с красными, налитыми кровью глазами, ростом с порядочного слона, кот Ашмедай - в
Ганин, оглянувшись, успел заметить, как чудовищный пес одной лапой перевернул колесницу, но солнцеокий, быстро соскочив с неё, уже выхватил свой раскаленный докрасна золотой посох с головой кобры наверху. Правда, пантера тут же бросилась ему на грудь и ударом мощной лапы свалила его с ног и между ними прямо на земле завязалась схватка, а в это время орел клювом, лапами и ударами массивных крыльев не давал встать Сету и Сехмет, погребенных под обломками огромной золотой колесницы. А пес уже принял на себя удар полчищ шакалов, скорпионов, гарпий и крылатых зверозубых ящеров, которых отбрасывал от себя как разгневанный ребенок - игрушки-солдатики - ударами своих гигантских лап...
Но досмотреть до конца захватывающую картину отчаянного боя Ганину не удалось - Лилит в очередной раз прямо на бегу поменяла рукой ландшафт - и теперь уже они бежали по обыкновенной зеленой траве посреди березового леса.
– Они... же... погибнут...
– прохрипел он, задыхаясь от бега.
– Наверное... Не все ли равно?
– безразлично пожала плечами Лилит.
– Главное, мы спаслись, а остальное - не важно.
– Ты - злая и жестокая ведьма, тебе не жаль даже собственных слуг, не то, что мою Снежану!
– выдохнул кое-как Ганин, останавливаясь и сжимая в ярости кулаки.
– Но это ведьма спасает сейчас твою шкуру, а заодно и весь твой маленький мирок, а потому она советует тебе не злоупотреблять её терпением, - прошипела она и, вновь схватив Ганина за руку, с невероятной силой потянула за собой, заставив бежать дальше, а потом, в очередной раз проведя по воздуху левой рукой, что-то прошипев, как змея, на своем колдовском языке, открыла очередную 'дверь' в пространстве, в которую, нырнув, они оказались... на той самой лужайке с беседкой и утиным прудом возле розового замка!
– Ну, все, Эш Шамаш, любимый мой, тебе пора - как только ты перешагнешь через этот камень - ты окажешься в своем мире. Мне пока к тебе нельзя - я сомневаюсь, что моя прислуга оттянет моего отца надолго. Я поведу его ложным следом куда-нибудь подальше от тебя - я знаю как. А ты пока немедленно уничтожь его портрет, понял? Мы встретимся... скоро... я... обещаю...
– уже с томным придыханием прошептала Лилит и прикоснулась своими огненными, чувственными устами к губам Ганина.
– 'Проклятье! Она слишком хороша, чтобы умереть!
– мелькнула в его уже отравленном наслаждением мозгу мысль, но - по своей злобе и коварству своего черного сердца она достойна тысячи смертей!' - тут же пришла в голову другая мысль - и в груди Ганина укрепилась решимость...
– Все, уходи, слышишь, как трясется земля!? Огненная Колесница уже рядом! Уходи!
– Лилит через силу оттолкнула Ганина от своей груди и зарыдала.
А Ганин побежал к указанному
– Я буду ждать тебя здесь, внутри Портрета, любимый! Я буду ждать тебя-я-я-я-я-я!!!!!!!!
А в следующий момент он приземлился на полу в спальне Никитского...
Дождь уже утих, наводнение спало, в просветах между темными и грузными, как машины-водовозы, грозовыми тучами появилось предзакатное, умирающее, кроваво-красное солнце. Все окрестности поместья были полностью затоплены и превратились в одно сплошное озеро, наполненное грязно-мутной водой, по которой плавали обломки ветвей деревьев, досок от заборов и просто разного рода мусора. От былого великолепия не осталось и следа. 'Хорошо ещё, что вода не успела добраться до внутренностей дома, - подумал Ганин, окидывая беглым взглядом то, что творилось снаружи.
– Гореть хорошо будет!'.
Он уже успел сбегать в полузатопленный гараж и принести пять тяжеленных канистр с бензином, а потом облить Библиотеку с недописанным проклятым портретом солнцеокого, но ему этого показалось мало - и он щедро полил бензином весь дом, за исключением, пожалуй, комнаты с портретом Лилит - к ней даже подойти, памятуя прошлое, он не решался. Впрочем, его это ничуть не беспокоило. Он знал, что пламя рано или поздно само доберется и до её Портрета.
'Пусть все горит синим пламенем!
– в безумном возбуждении подумал он.
– Снежана будет отомщена!'.
Наконец, когда пятая канистра опустела, Ганин быстро отправился в Библиотеку - начинать нужно было оттуда. Портрет солнцеокого был нарисован почти на две трети - не доставало только фигуры Распятого у его ног...
– Этого ты от меня не дождешься, лживая сволочь!
– прошипел Ганин и плеснул остатками бензина прямо в светящееся поистине демоническим самодовольством лицо Люцифера. Глаза солнцеокого вспыхнули гневом, но Ганин не испугался - он знал, что покуда портрет не закончен, он не имеет над ним власти, в отличие от портрета Лилит.
Ганин чиркнул спичкой, приятно и терпко запахло серой, и вот уже маленькая деревянная палочка, объятая пламенем, упала на драгоценный персидский ковер, покрывавший пол Библиотеки. Языки оранжево-желто-голубого пламени тут же взметнулись вверх, и пламя побежало вперед, к портрету солнцеокого, как бегун по спортивной дорожке к финишу. Портрет сразу же вспыхнул как стог сена, но насладиться зрелищем сгорающего солнцеокого Ганин не успел - вдруг справа от него раздался какой-то смутно знакомый голос - 'Беги!'.
И Ганин побежал! Только он выскочил из Библиотеки и захлопнул за собой дверь, как за его спиной раздался оглушительный взрыв, как будто бы взорвался целый газовый баллон! Закрытые двери буквально вынесло взрывной волной, которая сбила с ног и Ганина. Несколько щепок больно поранили спину и плечи, кровь испачкала рубашку. Но его уже подняла с полу какая-то невидимая сила и подтолкнула прямо по направлению к входной двери, а пламя между тем уже поднималось по бензиновой дорожке вверх, по лестнице, чтобы охватить второй и третий этажи. Удушливый дым резал глаза, жар был такой, что Ганин на бегу скинул с себя рубашку. Он едва успел добраться до входной двери, как пламя уже охватило весь первый этаж.