Времена Амирана. Книга 2: Путь
Шрифт:
Плохо было не ей одной. Кому-то было значительно хуже. Кого-то резали, и его печальный крик рвал душу. А Ханне уже связывали за спиной руки. Потом был сильный удар по голове, и она отключилась.
6
Пока что все шло отлично. Накатанный тракт, местами даже мощенный, вел их от постоялого двора к постоялому двору. И не было нужды пока что распаковывать свои дорожные принадлежности и неприкосновенные запасы пищи, взятые с собой в дорогу. Они еще пригодятся. Наверняка. А пока что…
А пока что путешествовать Ратомиру понравилось. Дорога – то стиснутая
Приноровились как-то и к Геркуланию. На ночь его оставляли возле ворот очередного постоялого двора, вынеся ему барашка или поросенка, которыми он в темноте и перекусывал, никого не пугая. Днем же Ратомир уводил его подальше, выбирая какое-нибудь укрытое от посторонних глаз местечко. Смотреть на процесс было неприятно, но Ратомир быстро привык. Он отворачивался, слыша за спиной жалобное блеянье или истошные визги. Потом жертва замолкала, зато начинал довольно урчать Геркуланий.
В процессе первого кормления, еще там, в Миранде, Геркуланий так уделал кровью свой костюм, что пришлось его переодевать. Теперь, перед тем, как отдать ему его обед, завтрак или ужин, Ратомир надевал на него добротный кожаный мясницкий фартук, взятый у хозяина того, первого, постоялого двора. Теперь достаточно было вымыть Геркуланию лицо и снять с него этот окровавленный фартук, и он снова превращался во вполне благопристойного джентльмена, выехавшего на конную прогулку.
***
Принципия, естественно, не участвовала в этих сеансах кормления Геркулания. Но и того, что она видела изо дня в день, было достаточно, чтобы постепенно перестать отождествлять вот это дурно пахнущее существо, тупо и бессмысленно улыбающееся после кормежки, и тупо-злобно-мрачное через несколько часов после… Чтобы это существо перестало восприниматься как Геркуланий, хоть оно и отзывалось на это имя.
Тот Геркуланий, которого она любила, с которым было так хорошо и интересно, который целовал ее там, в салоне де Селявиль, и вкус губ которого она до сих пор помнила – умер. Все-таки умер. Чтобы там ни говорили все остальные, чтобы там ни думал этот злосчастный маг. Нет, не сумел он воскресить Геркулания. Да и вряд ли это вообще возможно.
И постепенно боль утраты уменьшалась, и, возможно, этот процесс шел бы быстрее, если бы перед глазами не маячил этот… это… это чучело Геркулания, даже и не пытающееся притворяться, что это – он.
***
Злосчастный же, не оправдавший надежды маг, сидел на кучерском месте, жалея о том, что так неосмотрительно выдал свое умение управляться с лошадьми. И кто его за язык тянул? Сидел бы сейчас, развалясь на удобном пассажирском сиденье, рядом с этой… Неблагодарная тварь, а он-то за нее!.. Вот и сейчас, Пафнутий буквально спиной чувствовал, как сверлят его ее злые глаза. Да где ей понять!..
Дорога не увлекала его. Насмотрелся он на эти пейзажи еще когда брел из родного Кранаха до Миранды. На всю жизнь хватит. Еще когда они шли втроем, было как-то веселее, а потом они расстались, и он совсем один брел в разваливающихся сапогах, боясь развести в темноте костер, чтобы не привлечь внимание разбойников или еще кого похуже.
Брюту тоже пришлось нелегко. Тем более, что идти ему было, в отличие от Пафнутия, некуда и не к кому. И чего он поперся с этим бен Салехом? Все равно же расстались. Кстати, он так и не написал, почему. Похоже, учитель решил отказаться от занятий магией. Может быть, поэтому? И чем он тогда собрался заниматься?
Пафнутий вспомнил письмо Брюта. Он столько раз перечитывал его, что помнил почти наизусть. Благо, оно было не длинное. Написал бы побольше, может быть это помогло бы теперь в поисках. А так…
«Привет, Паф, – писал Брют, – как ты там? Я сейчас устроился в занятном местечке, которое местные называют Караван-Талда. Язык у них похож на наш, кранахский, Единый знает, почему, так как место это очень далеко от наших родных краев. Но, так или иначе, а освоил я его без особого труда.
Добирался я сюда долго. Да, собственно, я никуда и не добирался, а так – шел себе и шел. Показывал на ярмарках фокусы, чем и кормился в дороге. Пару раз меня побили конкуренты. Есть один народец, который промышляет именно этим. Ездят большой толпой, сразу в несколько телег, с ярмарки на ярмарку. Кто фокусы показывает, кто поет, кто пляшет, кто будущее предсказывает, а в основном, конечно, живут за счет воровства. Вот с ними и были стычки. Ну, хорошо, что ноги у меня длинные, удавалось убежать.
Вот из-за них-то я и попал в эту самую Караван-Талду. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Напали на меня эти в одном городишке – я и как называется-то, не помню. Ну, вломили мне, я – ходу! И вот, иду по дороге, а местность все пустынней и пустынней. А назад нельзя. Там эти. Ну, думаю, сейчас плохие места кончатся. Иду все дальше, а они только хуже. А у меня и воды-то с собой в обрез. В общем, плохо мне пришлось. И умер бы я там, в той пустыне, если бы меня какой-то караван не подобрал. И с ним я и пришел в эту самую Караван-Талду. Причем, мне повезло, караван был последним, да и то уже запоздавшим. Там путь был через горы. Через перевал, а перевал уже закрывался. И точно, помню, шли уже по снегу, метель была жуткая. Два верблюда в пропасть свалились. Но дошли. А оттуда – уже никак. Та дорога – единственная, соединяющая Караван-Талду с внешним миром. Вокруг нее совсем уж жуткая пустыня. Туда никто не ходит.
Вот так я тут и застрял. А правят тут жрецы. Что за культ, я пока не разобрался. Главное – они все маги. И они признали во мне своего, и взяли к себе. Но к своим таинствам пока не подпускают. Я у них вроде прислуги стал. Но кормят хорошо. Одели во все свое. Голову мне побрили, так что ты бы и не узнал, наверное.
Ладно, кончаю. Это письмо отдаю караванщику. Первый караван должен вот-вот пойти, так я письмо это с ним и отправляю. Авось дойдет. Люди здесь хорошие, и жрецов очень уважают, так что есть надежда.
При оказии напишу еще. Жди. А то, при случае, заезжай. Буду рад.
Ну, пока. Всех благ.
Твой Брют.»
Пафнутий вздохнул. Вот и заеду, раз звал.
***
Куртифляс ехал молча. Куда девалось все его шутовство? В этой инвалидной команде он ощущал себя старшим, и груз ответственности давил ему на плечи. Беда была в том, что дорога, по которой они с таким комфортом пока передвигались, похоже, кончалась. И, похоже, они упирались в тупик. Путем опроса владельцев постоялых дворов – и тех, что состояли на службе барона, и прочих, Куртифляс сделал вывод, которым пока что не спешил поделиться с остальными. Вывод был такой – дальше дороги не было. Через хребет не перейти.