Время кобольда
Шрифт:
– Не, – сказал Сэмми, – контейнеры стальные, их в микроволновку нельзя. Но вообще идея богатая.
– А мозет, тут есть отдерьный ад для поваров… Представьте, как им надоеро чистить картоску…
– Тьфу на тебя, Сека, – фыркнула в компот Натаха, – придумаешь же… Я огляжусь тут, мальчики и девочки, а то совсем без инструмента осталась. Может, хоть пассатижи где завалялись, или ключ разводной…
Она встала, вытирая пот с красного, как помидор, плоского лица, и вышла из столовой. Мы, доев котлеты и завернув остаток с собой, тоже прошвырнулись по этажу, не найдя ничего интересного. Абуто мстительно запихала в мусоропровод фанерные маски с завязками, Сэмми и Сэкиль вооружились неплохими деревянными дубинками. Кто-то тут у них по дереву недурно работает, обходясь одним сточенным сапожным ножом. Нож этот тут же присвоила негритянка. Выражение лица её не обещало фанеромордым лёгкой смерти. Если они, конечно, снова попадутся на нашем пути. Я этого не исключаю – ведь Стасика и прочих мы тоже считали покойниками.
Натаха вернулась с таким сложным лицом, что я сразу спросил:
– Что стряслось?
– Ничего. Но мы можем решить проблему с этими уродами. Реально можем.
– В смысле?
– Магистральные паровые трубы. В них приличное давление, восемь атмосфер, если верить манометру. Я попробовала – если прикрыть проходной вентиль, то давление начинает понемногу расти. Значит, если его полностью закрутить при перекрытых байпасах, то…
– Сто? Сто? – спросила взволновано Сэкиль. – Натаса, сто будет?
– Будет большой «БУМ»!
– Насколько большой? – заинтересовался я.
– Не очень. Скорее всего, просто сорвёт вентиль. Однако тут будет шикарная пароварка. Твоим чертям будет не до тебя, Абутка.
– Делай! – тут же сказала негритянка. – Крути!
– Погоди, – остановил я Натаху. – Мы же не знаем, что ещё произойдёт.
– А нам не пофиг? – спросил Сэмми. – Что нам терять-то?
Я покрутил эту мысль в голове. Действительно, и так всё в жопу валится. А сделать фанеромордым гадость – само по себе приятно.
– Все так думают? – спросил на всякий случай. – Единогласно?
Все кивнули. У Абуто аж глаза засветились. Прямо факельное шествие тараканов в голове.
– Крути, Натах.
– Мигом, Кэп. А вы на выход, и ждите там. Мгновенно оно не рванёт, но лучше не рисковать.
– Ну, что? – спросили мы её хором, дождавшись на лестнице.
– Да ничего. Как давление дойдёт, так и хлопнет. Я не знаю, когда это будет, так что обратно уже не зайду.
Натаха плотно вбила в проём разбухшую от сырости дверь и подперла столом.
– А есри не хропнет?
– Значит, Сека, не судьба. Пойдёмте отсюда на всякий случай.
И мы пошли.
***
Двумя пролётами выше на ступеньке сидит унылый Стасик. Рожа разбита куда сильнее моей, приятно посмотреть. Я было взялся за кобуру, но сразу понял, что это не засада. Это переговоры.
– Кэп, я как руководитель общины приношу вам глубочайшие извинения за принятые в спешке нерациональные решения.
– Нерациональные? Это так теперь называется?
– И неэтичные, увы. А самое главное – ошибочные. Нас извиняет только, то, что они приняты в состоянии аффекта.
– Извиняет?
– Ну, не извиняет. Согласен.
– Страх не оправдывает подрость!
– Говнюки вы, а не община! – откровеннее выразилась Натаха.
– Вы не знаете, что мы пережили!
– Знаем, – сказала Сэкиль.
– Тогда тем более должны понимать – нет ничего, что не сделает человек, чтобы избежать таких мучений.
– Даже извинится?
– Даже. И не думай, что мне это легко! Я по-прежнему считаю, что ты плохой человек, и все наши беды из-за тебя.
– А вы, значит, хорошие? И вообще ни при чём?
– Нет, – вздохнул Стасик, – мы тоже плохие. Наверное, получаем по грехам нашим. Во всяком случае, многие так думают.
– А ты как думаес?
– Я думаю, даже в аду надо договариваться.
– Серьёзно?
– Драться мы уже пробовали… – он осторожно потрогал разбитую скулу.
– И о чём нам договариваться?
– Возвращайтесь, Кэп. Как ни неприятно это признавать, но, похоже, что весь смысл нашего существования – в вас. Вы мне отвратительны, но пока вы в общине, мы живём. Когда вас нет – умираем.
– Хотя бы к трубе не приковали… – хмыкнула Абуто.
– К какой трубе? – удивился Стасик.
– Ни к какой, проехали, – скривился я.
Не стоит подавать им идеи.
***
На нашем этаже царят уныние и депрессия. Настолько плотные, что ощущаются медным привкусом во рту. На нас не смотрят, отворачиваются, обходят по стеночке. То ли страх, то ли совесть… Но, скорее всего, просто и так погано.
Стасик обещал и клялся, что никто и никогда больше, и что бес попутал. Но бесов я уже видел, у них хари фанерные. Поэтому для нас очистили «склад» – самую большую комнату, где сваливают всякий хлам вроде лишних кроватей и стульев. Мужчины вынесли разобранную мебель, женщины вымыли пол и протёрли пыль. Теперь тут стоят пять лучших кроватей, застеленных наименее истёртыми простынями, стол, стулья, тумбочки – всё чистенькое. Личные апартаменты нашей группы, в которую как-то сам собой включился Сэмми.
Важный плюс возвращения – нормально помылись. Зашли вместе, моемся по очереди. Двое дежурят с пистолетом и дубинкой, остальные – в душе. Никто на нас не покушается, рожи у всех виноватые, но мы помним, как вязали к кроватям и рвали одежду. И что будет ночью?
Еду предлагали приносить, но я отказался. Лучше держать руку на пульсе – как смотрят, как держатся, о чём шепчутся. В столовой это лучше видно. На раздаче снова Васятка, на Натаху старается не смотреть, пока ей накладывал – покраснел до свёкольности. Может, и не безнадёжен, но это уже всё равно.
Я смотрю на этих людей – и не вижу их людьми. Так, некий фактор, который надо учитывать. Не прощу, не забуду, не пойму, не оправдаю. Те, кого я перестрелял на лестнице, хотя бы морды за фанерой прятали. Не смотрели в глаза друг другу. Нет, это не лучше, ничуть. Но всё же.
За наш стол, составленный из двух и задвинутый в угол, подсел Стасик.
– Знаете, – сказал он с интонацией почти интимной, – о чём они все говорят?
– И знать не хочу, – буркнул я.
Котлеты сегодня какие-то недожаренные, что ли… Мерзее обычного. И пюре почти холодное.