Время кобольда
Шрифт:
– Иногда тараканы слишком сильные, или люди лишком слабые.
— Значит, некоторые люди всё-таки имеют право на помощь?
– Имеют.
– Но не вы? Почему?
– Помощь нужна слабым.
– А вы, значит, сильный?
– Стараюсь.
– Зачем?
– Что «зачем»?
– Зачем вы стараетесь быть сильным?
– Не понял… — озадачился я.
– Сила – для вас цель или средство? Вам нужно быть сильным, чтобы делать что-то требующее силы? Или просто надо быть сильным, потому что вы должны быть сильным? Потому что не считаете возможным принять помощь? Не можете её попросить?
– Помощь нужна слабым.
– Вы видите, что мы пошли по кругу? Вы должны быть сильным, так как не можете попросить помощи, потому что помощь нужна слабым, а вы должны быть сильным…
– Да, есть такое, — признал я.
– Давайте посмотрим на это с другой стороны. Когда у вас начались боли, вы пошли к врачу. Это не противоречит вашим представлениям о том, что вы сильный и не нуждаетесь в помощи?
– Ну, это же другое!
– Почему?
– Э… Я думал сначала, что застудил или потянул. А когда понял, что само не пройдёт, то, конечно, пошёл к Микульчику.
– То есть, вы не отрицаете для себя возможность принятия медицинской помощи?
– Разумеется, я ж не идиот. Аппендикс сам себе не всякий вырежет.
– Но, принимая помощь, к примеру, хирурга или травматолога, вы не готовы принять помощь врача-психотерапевта? Какие ещё врачи, по-вашему, «для слабаков»?
Вот зануда, а?
– Ладно, вы правы, это не очень логично. Но только если воспринимать психотерапевта как врача.
– А меня вы воспринимаете как опасного врага, который покушается на вашу личность?
– Отчасти, – признался я. – Ничего личного, но вы для меня угроза. Не в смысле личности, а в смысле работы. В вашей воле меня её лишить.
– Работа вам так дорога? Люди редко эмоционально привязаны к своей занятости. Ведь там, если не ошибаюсь, не очень большой доход?
– Да, зарплата крошечная, – признал я.
– Значит, она так важна для вас по другим причинам?
– Я отвечаю за детей. Это важно.
– Вы так уверены, что никто другой не справится лучше? При том, что вы, как вы сами признали, не идеальный человек?
– Это было бы самонадеянно с моей стороны. Я не педагог, да и администратор из меня как из жопы керогаз. Если бы мне не помогала… Не помогали другие, мы бы давно обанкротились. Но есть важный момент – мне не всё равно, что будет с этими детьми.
– А почему вам не всё равно?
– В смысле? – опешил я.
– Разумеется, как директору вам не безразлично то, что происходит с вашими воспитанниками. Но есть административная ответственность, а есть глубокая эмоциональная вовлечённость. В деле отмечено, что ваша забота о детях выходит за границы служебной обязанности.
– И где сейчас проводят эту границу?
– В соблюдении обязательных административных процедур и протоколов. Когда возникает серьёзная проблема с одним из ваших подопечных – вы действуете как чиновник муниципального департамента образования, каковым являетесь по факту директорства? То есть обращаетесь к психологическим и ювенальным службам, составляете соответствующие документы, фиксируете проблемы в личном деле, делегируете ответственность специалистам?
– Э… Боюсь, не всегда.
– А как вы поступаете?
– Ну… Стараюсь как-то решить проблему сам. Иногда достаточно просто поговорить. Честно и откровенно, доверие за доверие. Сказать: «Ты справишься, а я помогу». Чёрт, это же дети, а не табуретки какие-то. Им и так досталось по самое некуда, не хочу запускать их в административную мясорубку. Там никто в их проблемы вникать не будет, в системе эмпатии ноль.
– То есть поступаете как эмоционально мотивированный человек, а не как администратор детского воспитательного учреждения? Демонстрируете готовность защищать безусловно, как родитель, а не поступать согласно установленным правилам, как педагог?
– Можно сказать и так.
– Или навязчиво транслируете им свою тревожность в отношениях с окружающим миром? Формируете отношение, разделяющее на своих и чужих? Создаёте эмоциональную зависимость, которая потом станет проблемой взросления?
– И так тоже сказать можно. Но лучше не надо.
– Как вам кажется, ваши собственные дети получают достаточно родительского внимания?
Вот тут он, сволочь, прямо в больное ткнул.
– Скорее нет, чем да.
– Дети, живущие в семьях, не вызывают у вас никаких эмоций?
– Нет, о них есть кому позаботиться.
– В возрасте десяти лет вы потеряли родителей и попали в детский дом. Как вам кажется, нет ли тут связи? И если есть – то какая именно? Это вам на подумать до следующего сеанса. Для первого разговора мы пообщались достаточно, вам надо это переработать в себе. С нетерпением буду ждать встречи.
– Как тебе? – спросил Микульчик, помогая выбраться из капсулы.
– Странно, – признался я. – Очень странно. Но до чего же ушлая тварь! Вроде просто общаемся, а потом раз – и под дых.
– Общение вообще не твоя сильная сторона. Иди уже.
И я пошёл. С ощущением, что меня полностью переиграли, и кончится это всё плохо.
***
По «Макару» с хозяйским видом бродит мой новый заместитель, пресловутый Эдуард. Это окончательно испортило мне и так не радужное настроение. Он эльфийски улыбается девочкам, покровительственно похлопывает по плечу мальчиков, и вообще омерзительно обаятелен. Уволить я его не могу, только отмудохать. Но это было бы непедагогично. Нельзя бить людей только за то, что они тебе неприятны. Во всяком случае, не при детях.