Время любить
Шрифт:
— Вам точно в антикварную лавку. У нас только последние поступления. Дживанши, кензо, кляйн, наоми, давидоф…
— Дайте нам «дживанши — облик», — поставил точку Кошкин.
Девушка у прилавка изобразила радостное обслуживание, достала нужную коробку, протянула сдвоенную оригинальным дизайном склянку Сергею Павловичу.
— Прекрасный подарок для любимой, — поддела она старого карася на крючке. — 70 у-е…
— Уе? — вопросительно повторила Лена.
— Ну да, у нас по курсу доллара, на евро еще не перестроились.
Кошкин молча достал портмоне, и отсчитал нужную сумму в рублях. Причем продавщица успела увидеть в другом отделе свеженькие советские червонцы.
— Ух, ты, извините, я такие только в детстве видела… Вы коллекционер?
— Типа того, — парировал Кошкин, пристрелив ее жестким взглядом.
Девушка запоздало, но предупредительно замолчала, без того уж сунула нос в чужой кошелек, так и клиента недолго потерять. Парфюм-бутиков за окном пруд пруди. Быстро завернула коробку и протянула Елене.
— Я вам завидую, — честно сказала она, компенсируя комплиментом Кошкину свою болтовню.
— Что? — не поняла Варламова. И уже на улице сказала сама себе: — Без очереди… — Потом Кошкину. — Сергей Павлович, давай где-нибудь присядем, мне здесь страшно…
— Если честно, мне тоже, но и у вас мне тоже не по себе. Нет теперь подходящего времени. Особенно для влюбленных.
— Странно… Французские духи… Рядом можно купить свежие цветы… Белье… И не гэдээровское какое-нибудь… Ужас последний стадии империализма. Ленин в мавзолее переворачивается!
— И поделом ему. Знаешь, у меня есть мысль, давай вернемся в «Театральное», оно до сих пор существует, правда выглядит немного иначе. Там теперь интеллектуальная тусовка, для богатых и тех, кто себя к таким причисляет.
— А ты богатый?
— Нет. Скажем так, я по нынешним меркам, несколько не дотягиваю до среднего класса.
— Это дорого? — кивнула Лена на коробку с духами.
— Ну, как сказать. Каждый день я такое покупать не могу. Сказать больше, это будет уже не подарок.
— Вон там был портрет Брежнева и надпись: мир отстояли — мир сохраним! А теперь… «Соло — мебель для офисов». Значит, ты меня не обманул… Театр такого масштаба невозможен.
Кошкин устало, но победно вздохнул. Из всех чувств человек более всего доверяет зрению, не понимая, как оно бывает обманчиво. Зато слух Кошкина не обманул, Лена Варламова назвала его на «ты».
По пути до кафе «Театральное» они молчали. Окружающий мир говорил Лене больше, чем мог рассказать ее очарованный гид.
— Хванчкару? — спросил Кошкин уже за столиком. — Может, ты проголодалась? Здесь прекрасно готовят пиццу с грибами и куриные отбивные, есть пельмени.
— Нет, немного вина — не откажусь.
Некоторое время они сидели молча. Лена теперь уже с нескрываемым интересом смотрела на Кошкина.
— Я боюсь… — шепнула она.
— Чего?
— Я боюсь этого мира. Твоего мира.
— Он не мой.
— И еще я опасаюсь: вдруг у меня не получится вернуться.
— Ты сейчас думаешь об этом?
— Да. Не обижайся, пока у меня нет желания перепрыгивать свою собственную жизнь. Ты сам бы согласился? Наверное, ты даже не думал об этом.
— Если честно, не думал.
— Это не укладывается в голове. До последнего момента я полагала, что это какая-то шутка. А теперь все похоже на сон.
— Не переживай, я верну тебя — куда скажешь, хоть в раннее детство. Или в ту минуту, когда я вломился в вашу с Давидом беседу. Главное — не потерять точку разделения.
— Что это?
— Долго объяснять. Если просто: есть такая точка, где возможно разделение тебя на тебя. То есть место, где возникает вторая ипостась.
— Жуть, я домой хочу!
— Но, уверяю тебя, здесь есть еще, что посмотреть.
— На сегодня — хватит, а то я точно разделюсь сама в себе. Ты удивительный человек. Я думала, машина времени так и останется прерогативой Герберта Уэллса, Клиффорда Саймака или Азимова. А ты…
— Почему-то мне не хочется называть ее машиной времени. Громоздкое название, многообещающее. А у меня так, игрушка для детей среднего школьного возраста.
— Когда ты меня вернешь, я все забуду? — потрогала коробку с духами: вещдок.
— Не знаю. Все эти парадоксы времени — только теория. Мне кажется — это субъективное, индивидуальное… Опять же, я могу вернуть тебя в это самое кафе. Если смотреть на проблему просто технически — я, всего-навсего, разрываю энергетическое поле, перемещая объект из одной точки поля в другую. Мы мыслим трехмерно, а я тебе сейчас пытаюсь объяснить вообще в горизонтальной плоскости. Для точности же необходимо выпрыгнуть из наших представлений о законах физики. Ну, если перенести наш разговор в сферу филологии, то представь себе, что тебе надо перевести и попытаться донести «Евгения Онегина» для африканского племени, словарь которого составляет не более 100 слов. Перевести, конечно, можно, передать, так сказать, суть — но будет ли это роман в стихах? У каждого времени свои вопросы, на которые, кажется, нет ответа. Вот у нас сейчас стоит научно-этическая проблема — можно ли клонировать человека?
— Клонировать?
— Ну да, создать копию. Взять ДНК, вырастить эмбриональную ткань… Впрочем, зачем тебе эти дебри! Просто я часто думаю, не сорвал ли я очередной плод с дерева, у которого змей подкараулил Еву. Я не думаю, что с помощью моего прибора можно корректировать историю, а теперь уже сомневаюсь, что и жизнь отдельного человека, но тот, кто изобрел колесо, вряд ли предполагал, что другой деятель присобачит к нему двигатель внутреннего сгорания. Будешь ли помнить? Мариловна наша, к примеру, не помнит. И, Слава Богу.