Время любить
Шрифт:
— В моих глазах вы выглядите, как очень красивая девушка, которая выполняет тяжелую, не предназначенную ей работу, — попытался обратить все шуткой Сергей Павлович, но следующая фраза Вари заставила его вздрогнуть.
— Просто мне кажется, что у нас был другой охранник, я его часто видела с вами, и даже помню его лицо и застиранную тельняшку.
— Вы, правда, это помните? — сердце Кошкина подпрыгнуло.
— Да, не знаю, как это объяснить самой себе.
— Пока ничего не пытайся объяснять, не ломай голову, будет время — я сам тебе все расскажу. — Кошкин не заметил, как перешел на «ты». — Другой вопрос, ты единственная, кто, по каким-то выходящим за рамки правил происходящего причинам, помнишь об этом. Странно
— Наверное, потому, что вы мне нравитесь, Сергей Павлович, — Варя осторожно высвободила руку, которую Кошкин держал так же, как держал бы сейчас какую-нибудь случайную вещь.
Озадаченный Кошкин остался стоять в коридоре, а Варя направилась в сторону отдела кадров. Он еще что-то хотел сказать ей вслед, но только прикусил нижнюю губу. Перед внутренним взором по-прежнему стояла двадцатилетняя Лена Варламова, заполняя своим образом натруженное и усталое сердце Сергея Павловича.
* * *
Как много приходилось слышать вам грустных историй о солдатах, которых не дождались невесты и даже жены? А как часто вы слышали рассказы, где главные персонажи меняются местами?
Варя Истомина ждала своего Сашу. Раз в три дня отправляла ему письмо. Сначала в учебку, потом в линейную часть, потом на Кавказ…
Саше Ермоленко не повезло в жизни два раза. В первый раз, когда он не поступил в университет, второй раз, когда попал в плен к чеченам. Но оба раза «не повезло» имели свои веские основания. Во время вступительных экзаменов Саша расслабился по полной программе, и вместо того, чтобы морщить лоб над учебниками и штудировать билеты, он гулял с друзьями по барам и дискотекам, да еще пытался увлечь с собой Варю. Обижался на ее правильность, когда она предпочитала его компании сухие формулы и русскую классическую литературу, ибо в школе читала нахрапом и «под вопросник» учителя. После неудачного поступления на факультет менеджмента Саша окунулся в менеджмент реальный и до весны проработал на оптовой базе у чеченца Халида и азербайджанца Теймура, что держали ее на паях. Там он, таская коробки с ширпотребом и продуктами, дослужился до звания старшего экспедитора и научился влет читать счет-фактуры и накладные, легко определяя местоположение требуемого товара в огромном ангаре. Так и понесло его по складам и амбарам. Правдиво заполнил анкету в военкомате и попал из учебки в хозвзвод. Конечно, на вещевом складе служба лафа, но только на второй год. Первогодка гоняет по-черному начальник склада прапорщик, и тот, кому на смену был взят молодой. Самой неприятной работой для Ермоленко был сбор грязного, благоухающего солдатским потом белья. Хорошо, когда сдавать белье приходили духи. Их можно было пинать, тыкать мордой в это самое белье на радость подбадривающему прапору и сержанту.
Между тем, в письмах Варе Саша, ссылаясь на военную тайну, намекал, что служит в специальном подразделении, в разведроте, а в ответ получал полные восхищения его героизмом и стойкостью, выведенные каллиграфическим почерком строки.
Второй раз Саше не повезло, когда ему захотелось расслабиться по полной программе в условиях боевых действий и партизанской войны. Он договорился с местными на выгодный бартер: несколько комплектов новой формы, инженерное снаряжение и кое-какие мелочи в обмен на ящик водки. Всю водку, конечно, не выпить, но можно выгодно продать своим. Саша старательно откладывал деньги на дембель, мечтал открыть собственное дело. Прапорщик Стуцаренко такой «ченьдж» молчаливо одобрял, имея с каждой операции две третьих от денежной суммы или литровой массы. Сам же хитро оставался в стороне, потому как последнее время за такими аферистами внимательно следили особисты. Но что такое мешок тряпок и обуви по сравнению с двумя зенитно-ракетными комплексами «игла», которые намедни исчезли у соседей! И ведь никого не посадили! Начальник склада отделался досрочной демобилизацией, а срочников перекинули в другие части.
Обмен происходил уже не первый раз, поэтому ефрейтор Ермоленко ничего не опасался, и даже не стал осторожнее, когда на «стрелку» вместо почтенных стариков, с которыми он всегда имел дело, пришли два молодых чеченца и пригласили его проехаться на соседнюю улицу. Посомневаться в целесообразности и безопасности такой поездки не успел, подтолкнули стечкинским стволом. Ефрейтор Ермоленко вместе со своим мешком плюхнулся на заднее сидение потрепанной «нивы» и спустя несколько минут оказался на окраине соседнего поселка, но об этом он мог только догадываться, потому как глаза ему завязали, а рот заклеили скотчем. Чуть ли не носом он сосчитал лесенку на крыльце, когда его втолкнули в дом. А когда развязали глаза, коленки ефрейтора заметно ослабли, холодный пот выступил на спине. В доме на полу сидели семь бородачей, семь «воинов Аллаха», которых Ермоленко до этого видел только издалека, пленными. Сейчас же перед ним сидели, ухмыляясь, вооруженные до зубов боевики, попивали зеленый чай и неспешно о чем-то говорили. Старшего ефрейтор вычислил быстро. Он и по возрасту был старше, и держался несколько свысока, он и заговорил с Ермоленко.
— Ну что, свинопас, не ожидал?
— Почему свинопас?
— Потому что русские свиньи едят поганую свинину, потому что в хозротах служат свинопасы. Я, когда в советской армии служил, у нас в хозроте одни урюки служили. Пасли свиней и жрали сало прямо со щетиной, в то время как остальные учились рыть окопы. Понял, свинопас?
Ефрейтор молчал, опустив голову.
— Кофе хочешь? По-турецки… — вроде как смягчился старший.
— Хочу, — Саша позволил себе поверить, что его привезли все-таки для совершения обмена, вот даже и кофе предлагают.
Один из боевиков пододвинул в его сторону ногой дымящуюся турку и эмалированную кружку.
— Сам наливай.
Руки ефрейтору стянули тем же скотчем еще в машине, но не за спиной. Тем не менее, он сумел налить себе кофе, сделал несколько глотков и попросил сигарету.
— А бабу тебе, ефрейтор, не надо, для полного удовольствия? — сказал самый младший, и остальные хохотнули над его шуткой.
— Нет, сигарету. Для курильщика кофе без сигареты, как половой акт без оргазма, — попытался острить Ермоленко.
Над его шуткой тоже посмеялись. Но потом выражение лица старшего изменилось, он смотрел на пленника уже явно враждебно.
— Ты, наверное, умный?
— Был бы умный, не сидел бы здесь с вами.
— Да нет, ты умный, — он иронично растянул последнее слово, — но ты жадный, и твоя жадность больше, чем твои мозги.
Боевики снова засмеялись.
Старший что-то сказал на чеченском самому молодому, тот взял СВД и, небрежно пнув ефрейтора ногой, чтоб не занимал проход, вышел из дома.
— Ты прав, — продолжал старший, — умные в институтах учатся, а не портянки в армии стирают.
— Я думал, мы обмен будем делать, — попытался восстановить статус-кво ефрейтор, — я же принес все, как заказывали.
— Заказывают в ресторане, а мы приказываем, понял? — Для усиления понимания, ближний к Саше боевик приложил ему подошвой в челюсть, но не сильно. — А обмен мыбудем делать. С твоим прапором. Поменяем тебя на несколько гранатометов и патроны.
— Но на нашем складе нет гранатометов!
— Зато на соседнем есть. Не переживай, прапор уже не в первый раз, вот только последнее время честным стал. Не хочет друзьям помогать. Старым друзьям!
— Там особисты лавочку закрыли, — сам себе сказал Ермоленко.
— Нычего, хорошие магазины круглосуточно работают. Если прапор не принесет, мы ему твою голову отправим, а в рот тебе вставим письмо для начальников, о том какие вы с прапором крысы. Видишь, какой у нас хороший план.