Время любить
Шрифт:
— Вы же сказали, что вы ни в чем не замешаны?
— Именно так, Вадим Григорьевич, как не может быть замешан в чем-либо мертвец! В конце концов, даже с юридической точки зрения расстреливать меня неправомерно. Я понимаю, что для вас это звучит, как бред сумасшедшего, особенно, когда вы чувствуете, что я говорю неуверенно. Но как может говорить человек, у которого прострелена челюсть, и ему пришлось заново учиться ворочать остатками языка? Зато я теперь почти без акцента говорю по-русски. И знаете, прочитал много книг. Просто не вылажу из ленинской библиотеки. А в технической тоже не один день штаны протирал.
— Похвально, — буркнул Яковлев, который вдруг почувствовал ростки мистического страха в душе, и больше всего мечтал, чтобы этого разговора никогда не было.
— Не бойтесь. — Бекхан считывал внутреннее состояние Вадима Григорьевича, как сканер. — Я больше никого не хочу убивать, никому не хочу угрожать, кроме одного, быть может, человека… Я просто хочу вернуть себе самого себя. Хотя бы что-то одно: либо свою смерть, одну из двух, либо свою жизнь, потому что последние пять лет я не помню, я также хочу найти своего младшего брата, о котором ничего не знаю, я хочу понять смысл, всего что происходило, происходит, и будет происходить.
— Тогда вам надо занять очередь в небесной канцелярии, запишитесь у секретаря. На последние вопросы ответы можно найти только там. — Вадим Григорьевич иронизировал, но уже понял, что избавиться от этого человека не получится.
— Может и так, господин Яковлев, но разве вас не волнуют те же самые вопросы? Хотя бы на ближайшую перспективу в свете предстоящей смены руководства?
— Значит, вы утверждаете, что на вашу судьбу повлияла машина времени, изобретенная посредственным советским инженером Кошкиным?
— Он не посредственный. Он талантливый, и вы это прекрасно знаете. А судьбы у меня нет! Как бы вам еще понятнее объяснить. Ну представьте себе, что вы сели в поезд, а там с вами случилось несчастье: вы ударились головой и впали в кому. А когда пришли в себя, то очутились на незнакомой станции, в районной больничке, куда вас сдали сердобольные проводники и пассажиры. Вы пришли в себя, и не помните ничего, кроме того момента когда теряли сознание. И еще лицо человека…
— Кошкина? — догадался Вадим Григорьевич.
— Ну вот, вы уже начинаете понимать.
— Что вы от меня хотите? Я не смогу вынести из лаборатории машину времени, паровоз Черепановых или как там она называется. Я даже паршивый конденсатор не стану выносить!
— Не надо, успокойтесь, — негромкий, но властный голос Бекхана, заставил Владимира Яковлевича замолчать. — Примите меня на работу, каким-нибудь лаборантом. До войны я окончил машиностроительный техникум. Так что на лаборанта потяну. При этом платить буду вам я. За первый месяц сто тысяч долларов, за второй — тоже… А если все получится, то обещаю вам, что мы оба разбогатеем.
— У вас что, счет в швейцарском банке?
— Нет, у меня счет в лесу под Ведено. И я хочу найти пару схронов, чтобы получить оттуда свою зарплату. Страховые выплаты по двойному тарифу, за две смерти сразу.
— Но у нас есть предписание о проверке всех поступающих на работу, за вами все равно будут следить.
— Пусть, мне кажется, я вам ясно и четко сказал, что не собираюсь нарушать закон. Документы у меня в порядке. Ваших знаний хватит, чтобы разобраться с машиной Кошкина?
— У меня высшее техническое образование, но это не мое направление. Потребуется время…
— Я ждал пять лет, а последний год я искал. Поэтому я умею ждать. На ваше имя открыт счет в Промстройбанке, там оговоренная нами сумма.
— Но я еще не дал согласие? — Яковлев сам не знал, возражает он или нет, чужая воля парализовала его. В любом случае, он рассчитывал на тайм-аут, а уж потом он разберется, что со всем этим делать. Но маленький червячок страха, поселившийся в его сознании, шептал ему: никуда ты, Вадим, от этого человека не денешься. Да и кто знает, уже оправдывал свои будущие действия заместитель по общим вопросам, может, и не помешает хороший напарник, у которого четко определенные интересы, не входящие в противоречие с его собственными интересами.
— Я могу обратиться к другому человеку, но тогда проиграем мы оба, — спокойно заметил Бекхан.
Нужно было только определить грани сотрудничества и, вытерев в очередной раз пот с лысины, Яковлев прощупал характер будущих отношений:
— Я должен быть уверен в своей безопасности, и не потерплю, чтобы мне диктовали.
— Любого, кто будет угрожать вашей жизни, вашему благополучию и здоровью, я убью, — Бекхан сделал театральную паузу, чтобы Вадим Григорьевич, пряча глаза, мог оценить уверенное и необратимое звучание этой фразы. — Что касается «диктовать», то мы с вами с этого момента партнеры, при этом, вы — начальник, а я — подчиненный. Если позволите, я буду вам только подсказывать, потому как посвящен в существо вопроса чуть больше вас.
— Хорошо, — облегченно выдохнул Вадим Григорьевич и поднялся со скамейки, — приходите завтра в отдел кадров.
— Сегодня, вы уже сегодня можете зайти в банк.
Вадим Григорьевич замер, определяя, диктуют ему в данный момент или нет, но вслух сказал:
— Хорошо, приходите сегодня.
— Да, и скажите этим… — Бекхан передумал употреблять обидное слово, — Скажите этим фээсбэшникам, что я родственник вашего студенческого друга, беженец, попросился на работу.
— Я найду, что сказать, — небрежно бросил Вадим Григорьевич и зашагал по аллее.
Бекхан покачал ему вслед головой так же, как сделал это в начале разговора. Один из опекунов поднялся вслед за Яковлевым, второй дождался, когда своей дорогой пойдет Бекхан, чтобы вести его. Но уже через десять минут он потеряет цель, причем будет абсолютно уверен, что объект буквально растворился в воздухе.
* * *
Утро в автосалоне можно было назвать удачным. К одиннадцати часам в обширном мраморном зале, где блистали разноцветным лаком достижения автомобильного производства со всех концов света, бродили два реальных покупателя. Именно реальных, а не пустые зеваки, из тех, что всю жизнь мечтают. Менеджеры услужливо пружинили вокруг них, рассыпая преимущества и технические характеристики моделей, у которых останавливался взгляд толстосумов. Один из них, пожилой и толстый, выбиравший авто для молодой жены, прицелился на ярко-желтый кабриолет «Лотус элиз 07», второй — худой, молчаливый, с неприятным холодным взглядом, по-хозяйски откинул капот коллекционного «эмджи экс пауэр», отчего сопровождавший его менеджер лишился дара заученной речи и с минуту стоял с открытым ртом.