Время любить
Шрифт:
— Давно не виделись, свинопас.
Свою жизнь Варя с тех пор считала банальной мелодрамой. Некоторое время ничего не могла делать, а потом устроилась в КБ Марченко уборщицей. За последние пять лет она несколько раз пыталась восстановиться в университете, но, похоже, заочников там держали только за деньги. Так и размазывала свою жизнь верная Варя шваброй по кафельному полу секретного оборонного предприятия. И теперь в отделе кадров ей предложили размазывать ее сразу по двум этажам, правда, зарплату обещали почему-то увеличить не в два, а только в полтора раза.
* * *
Вадим Григорьевич Яковлев нервничал. Старик Марченко опять вернулся к делам, ломая все планы своего зама по общим вопросам. Ему давно прогулы на кладбище ставят, а он на работу приполз. И надо же было именно в этот момент позвонить президенту! А ведь Марченко прочит на свое место этого забулдыгу Кошкина. Небось, успел замолвить слово за своего любимчика. Да, Кошкин, талантлив, Кошкин, может быть, гений, но разве можно доверять этому, витающему в облаках, совковому интеллигенту оборонное предприятие? Он же — ни денег выбить, ни выставку провести, ни готовый продукт продать! Все это делает Яковлев. В Росвооружении знают только Марченко и Яковлева. Это благодаря Вадиму Григорьевичу удалось пережить бред перестройки и разорение ельцинских реформ. Но никто спасибо не сказал. Марченко даже до приказа о благодарности не снизошел. Ни разу за десять лет!
Вадим Григорьевич сидел в парке, ожидая деловой встречи. В начале недели на рабочем столе зазвонил телефон, и мужской голос с легким кавказским акцентом предложил встретиться для удовлетворения обоюдного коммерческого интереса. Вадим Григорьевич поначалу отмахнулся: военными тайнами и ракетами не торгую. Кавказцы уже не первый раз пытались подобраться к заводу, но сразу исчезали по мановению волшебной палочки ФСБ. Но этот сразу сказал, что его интересует вполне мирная продукция, а выгоду обещал с шестью нулями. Поворчав, Вадим Григорьевич на встречу согласился, но подстраховался: неподалеку скучали два офицера ФСБ, курирующие предприятие. Как назло, кроме них троих в парке никого не было. Кураторы зачитывали до дыр газеты на соседних скамейках, а Вадим Григорьевич поминутно вытирал носовым платком пот, выступавший на лысине. Хорошо хоть микрофон ни к какому месту не приклеили. Внешне Вадим Григорьевич очень напоминал Хрущева и, зная об этом сходстве, даже любил копировать советского горе-реформатора, и по возможности не пропускал ни одного кадра кинохроники, где был запечатлен поклонник кукурузы. Но для данного момента подходящего выражения лица и даже позы найти не мог. «Партнер» либо опаздывал, либо засек опекунов, поэтому Вадим Григорьевич решил выждать еще минут пять и протрубить отбой.
И все же минуты через полторы на скамейку рядом с ним присел рано поседевший мужчина средних лет в темном костюме и черных лаковых туфлях. Небритое два-три дня лицо, темные, с блеском презрения ко всему окружающему глаза, гнутый кавказский нос, два симметричных округлых шрама на обеих щеках и полный рот золотых зубов, сияющих из-под всплывающей ухмылки. Выглядел он подчеркнуто независимо, на контрразведчиков бросил опытный взгляд и, цокнув по-восточному, покачал головой.
— Меня зовут Бекхан, я — чеченец, в федеральном розыске не нахожусь. А вот в контору вы зря доложили, это может осложнить наши взаимовыгодные отношения.
— Страховка не помешает, — прищурился Яковлев, — я, знаете ли, ни менеджером в магазине женского белья работаю…
— Знаю, но теперь вам придется придумывать для них всякие отговорки, потому что у меня есть для вас предложение, от которого вы не сможете отказаться.
— Чего я только не слышал! Мне один цэрэушник дом в Калифорнии сулил и счет в Швейцарском банке.
— Я предлагаю вам пока сто тысяч долларов. Для начала. А вообще-то речь пойдет о миллионе. Возможно и больше.
— И что вы хотите за такие деньги?
— Машину времени.
Яковлев внимательно посмотрел на собеседника, который глаз не отвел и никак не отреагировал на весьма показное на лице Вадима Григорьевича сомнение в его психическом здоровье.
— Плохо работаете, Вадим Григорьевич, если не знаете, что у вас под носом делается.
— Прошу запомнить: фантастические проекты, это не по нашей части, вот это я точно знаю, — и Яковлев, промакнув в очередной раз лысину, сделал вид, что собирается уходить. Время дорого.
— А в лаборатории Сергея Павловича Кошкина вы последний раз когда были? — властно положил ему руку на плечо собеседник, и опекуны тревожно захрустели газетами.
— Вчера, — не особо напряг память Вадим Григорьевич, неожиданно осознав, что испытывает на себе наглое, неотвратимое давление чужой воли и ничего с этим поделать не может.
— Что-нибудь необычное видели?
— Да генератор какой-то на столе… Так. Ничего подобного там быть не может! Надо представить себе огромные затраты энергии, речь ведь идет о космических, вселенских мощностях, такое в лаборатории не спрячешь, тут даже специально построенного ангара может не хватить… — вот это уже была хрущевская речь, еще про водородную бомбу добавить, чтоб у проклятых империалистов в зобу дыханье сперло.
— Вам знаком паровоз братьев Черепановых? — перебил просветительскую тираду Яковлева Бекхан.
— А что?
— Так вот, прежде чем появились современные тепловозы и электровозы, была сначала паровая самодвижущаяся телега крепостных мастеров братьев Черепановых. И ездила она на расстояние всего три с половиной километра.
— Вы хотите сказать, что на столе Кошкина стоит эта самая тележка… — Вадим Григорьевич вдруг вспомнил, что когда-то был комсоргом МГТУ им. Баумана.
— Да, и перемещается она во времени.
— Откуда вы знаете?
— Катался на ней, как случайный пассажир. А вот если узнают ваши друзья из ФСБ, которые сейчас пытаются щелкать фотоаппаратами, вы никогда этот прибор не увидите, богатым не станете, генеральным тоже… И вообще никем не станете.
Вадим Григорьевич помрачнел. Сдавив пальцами виски, в которых назойливо застучала фамилия Кошкина, он, как первоклассник у незнакомого дяди, спросил:
— Вы точно не из разведки? Ну, какой-нибудь там… Может, Саудовской Аравии. Или Палестины… Хрен знает.
— Нет. Я вообще ниоткуда. Меня нет. Хотя вот мой паспорт, посмотрите и успокойтесь. Но для любых органов власти меня нет, хотя одновременно я есть. И у меня есть деньги. Представьте себе, что я умер уже два раза. Первый раз меня взорвали, второй раз пристрелили дуплетом. Я это четко помню, каждое мгновение боли. Но я жив. Хотя где-то в Чечне есть как минимум две моих могилы. Даже по телевидению передавали об устранении разведчиками известного полевого командира… — в темных глазах полыхнула злоба, золотой оскал подсветил ей.