Время любить
Шрифт:
— Ну, бывайте, ребята, как только вернемся, устроим встречу ветеранов оборонной промышленности за мой счет.
Не прошло и десяти минут после этого посещения (Михаил Иванович даже не успел толком посокрушаться, куда теперь девать столько продуктов) на пороге, будто разведчик, появился Дорохов. Сначала он по-шпионски выглянул из-за косяка, а уж потом вошел, широко улыбаясь.
— Толик не смог, — извинился за друга, — он меня, как старый боевой товарищ, прикрывает. Ведет арьергардный эротический бой с дежурной по этажу. Думаю, все может кончиться
— Поршня пора менять, — в тон ему ответил Марченко.
— Нич-че! Проч-чистят, продуют, смажут, загудит, как новенький.
— Скажешь, Василий Данилович. У меня есть один друг, моего возраста. Так вот, он недавно подошел к писсуару, посмотрел на свой отработавший прибор и философски его приговорил: ну все, теперь сливай воду…
Все трое хохотнули.
— Ой, а что там творит наш общий друг, который сейчас исполняющий обязанности! Этот доморощенный Хрущев напустил в бюро кучу бизнесменов, которые еще вчера стреляли на улице в своих сокамерников…
Тут Дорохов осекся, заметив, как сигналит ему глазами Кошкин. Между тем Марченко сел на кровати и нахмурился.
— Ну-ну, Вася, рассказывай, чего он там пакостит?
— Да ничего особенного, Михаил Иванович. Развивает коммерческую деятельность… У меня, вот, для Сергея интересное сообщение. В «криминальной хронике» показали труп молодого мужчины кавказской национальности. Нашли в канализационном колодце.
— Усман… — опередил Дорохова Сергей Павлович.
— Да. Сколько веревочке не виться…
— Что за Усман? — переключился Марченко.
— Да так, Михал Иваныч, общий знакомый. Я его еще по первой чеченской знаю, — объяснил Дорохов.
— А-а-а…
— С тех пор, как я пришел в себя, мне все время кажется, что Бекхан где-то рядом, — задумчиво сказал Кошкин.
— Да бес ему в ребро, Палыч! — вспыхнул Дорохов. — Уж в последний раз мы его точно аннигилировали. Я научно выразился?
— Научно, — в голос подтвердили Кошкин и Марченко.
Дорохова дежурная сестра вытолкала, когда принесли обед. При этом он выразил готовность, пользуясь служебным удостоверением, нести здесь круглосуточную охрану за такой же поднос и возможность неоднократно лицезреть такую распрекрасную женщину. «Вот когда я лежал в госпитале», — начал он, но продолжать пришлось уже за дверью. Количество и качество армейских комплиментов суровую медсестру не сразило. В заключении в дверном проеме все же успела обозначиться голова Китаева, который сумел за две секунды пожелать скорейшего выздоровления, и был благополучно вытолкан взашей.
* * *
Посещения друзей утомили и Марченко и Кошкина. Последнего, к тому же, еще кормили с ложечки. Сон пришел к обоим по расписанию — в тихий час. На закате, когда в окне кипела рыжая макушка солнца, настроились, было, продолжить разговор по душам, но пришла Варя. С порога начала смущенно оправдываться, что сегодня ее согласилась подменить Мариловна, и даже силой отправила в больницу, хотя сначала они спорили, кто из них пойдет, чтобы успеть в часы приема посетителей. Увидев ее смущение, Михаил Иванович сел на кровати, вдел ноги в тапочки и очень правдоподобно ударил себя по лбу:
— Чуть не забыл! У меня же сейчас реабилитационные процедуры!
Кошкин судорожно вспоминал на какой день можно вставать после обширного инфаркта, но такой информации в его оперативной памяти не было. Пока он раздумывал, как возразить старику, тот уже довольно проворно выскользнул в коридор, побурчав для острастки, о назойливых эскулапах.
Варя, между тем, села на табурет у кровати Кошкина. По ней было видно, что она обрела некую решимость, и поэтому сразу пошла на абордаж.
— Сергей Павлович, давайте я вас покормлю.
— Спасибо, Варенька, но я еще едок никудышный, меня недавно накачали бульоном и я даже вынужден был разжевать полкотлеты. Медсестра просто силой меня кормила. А я, видишь ли, — он кивнул на капельницу, — обленился, к жиденькому привык.
— А Мариловна сказала, что вы от ее пирожков не откажетесь, — смутилась Варя.
— В другой раз точно бы не отказался, а сейчас — увольте.
— Тогда, наверное, у меня и повода нет больше здесь оставаться, — опустила глаза девушка.
— Наоборот, я хотел, чтоб ты пришла. Можно, я буду на «ты»?
— Можно.
— И я буду тебе признателен, если ты будешь обращаться ко мне попроще, без величания. Ладно?
— Я попробую.
— А то начинаю чувствовать либо официальным лицом, либо пожилым человеком, который переживает за развитие пенсионной реформы.
Варя улыбнулась.
— Глядя в твои синие глаза, хочется жить, Варя. До твоего прихода жизнь казалась мне скучной, и возвращение в этот мир, по сути, не принесло особой радости. Ну не умер — и ладно.
— Это из-за любви к жене… — фраза Вари не была вопросом, но не была и утверждением.
— Не совсем так. Хотя, огромная часть моего сердца принадлежала ей. Но не той красивой, уверенной в себе женщине, которая вместе с новым мужем принесла мне сегодня букет цветов, а другой, что осталась в идеализированном мною прошлом. Ту я любил так, что мог сойти с ума, а это нарушение меры.
— Неужели любовь может быть во вред?
— Может. Бог любит меру во всем. Безумная страсть порождает безумие. Но понял я это, когда было уже поздно. Я полагал, что любовь понимает и оправдывает все. Не тут-то было! В какой-то момент каждая женщина из романтичной, витающей в облаках или в море нежности своего возлюбленного, начинает превращаться в прагматичную хозяйку. В ней добавляется уверенного шарма, но в тоже время, появляется трезвая расчетливость, и если желаемый результат расчетов не совпадает с системой координат, в которой она пребывает, то из этой системы она готова вычеркнуть любой объект, в том числе, не удерживающего рост графика мужа. Тьфу, я как-то математически выражаю свою мысль.