Время, назад!
Шрифт:
Неизменной оставалась только его цель, его борьба, его надежда. Мидорима всё это время жил единственной идеей, работал над единственным изобретением, которое должно было в достижении этой цели помочь. И она была почти готова. Шинтаро даже испытывал её на нескольких животных. Машина времени. Она должна была каким-то образом вернуть ему Такао. Она должна была стать свидетельством его, Шинтаро, победы над временем.
Но стоя на краю генкана и смотря в слегка расширенные от удивления глаза Такао, Шинтаро не чувствовал себя победителем. Он вообще плохо отдавал себе отчёт в том, что происходило. Такао был таким же, каким он его помнил. А помнил он абсолютно
А у Шинтаро появились у глаз морщины, и виски слегка посеребрила предательская седина. Конечно, он следил за собой и вёл здоровый образ жизни, выглядел моложе своих лет. Но, тем не менее, ему было уже сорок пять. Он был уже не тем Шинтаро, который встретил Такао двадцать пять лет назад. Не тем Шинтаро, который в порыве эмоций был способен вскочить на подоконник и прыгнуть, лишь бы не оказаться в психушке. И он уже давно не искал у себя симптомов шизофрении. Да и если бы нашёл, это было бы не так страшно. Потому что каждый человек сходит с ума по-своему, разумеется.
И именно сейчас… Именно в этот момент время, которое он почти победил, нанесло неожиданный проникающий удар, сразу отправив его в нокаут.
– Эй, вы в порядке? – вернул его в реальность голос Такао. – Вы как-то совсем хреново выглядите, знаете? – покивал он, с сомнением оглядывая Шинтаро. – Бледный как смерть.
– Всё хорошо, разумеется, – хрипло ответил Мидорима, опускаясь на пол, чтобы подобрать осколки, но потерял равновесие и плюхнулся на пятую точку, неуклюже вытянув длинные ноги.
– Да я помогу, – улыбнулся Такао, пристроив у стены штатив и светоотражатель и закинув на плечо рюкзак с фотоаппаратом. – А то поранитесь ещё. Вон у вас и так уже пальцы все перевязаны.
– Это не поэтому, разумеется, – возразил Шинтаро, заторможенно наблюдая за шустрыми движениями Такао.
– А неважно, – отмахнулся тот и, собрав в одной руке осколки, поднялся. – Хватайтесь! – проговорил он, протягивая так и сидевшему на полу Шинтаро свободную руку.
Мидорима ухватился за неё автоматически, только после осознав, насколько желанным и знакомым было прикосновение. И в текущей ситуации, в этой реальности, которая, Шинтаро это чувствовал, с каждым годом становилась всё холоднее и в которой люди были друг другу чужими настолько, что не готовы были подставить плечо и протянуть руку, это прикосновение казалось чем-то из прошлого. Он был готов поклясться, что по их рукам пробежал электрический ток, словно по замкнутой цепи, принося с собой давно законсервированные в сердце и душе воспоминания, ощущения и чувства. Мидорима помнил всё слишком хорошо. Непроизвольно сжав сильнее ладонь Такао, он поднялся.
– Вот и славно, – снова улыбнулся тот. – А теперь скажите-ка мне, куда это выкинуть, – он помахал перед носом у Мидоримы рукой с осколками, – а то ведь мне ещё свет устанавливать, знаете? И если я не успею ровно к половине, меня главный редактор живьём закопает.
– В кухне, разумеется, – отозвался Шинтаро, уставившись на свои пальцы, только что державшие тёплую ладонь.
– Шин-чан? – Такао замер на пороге кухни и обернулся, а Шинтаро вздрогнул от такого долгожданного «Шин-чан», отдававшегося странным теплом где-то в груди слева. – А мы с вами нигде не виделись раньше? Мне почему-то кажется, что я вас знаю. Такое чувство… забыл, как называется…
– Дежавю,
– Точно. Дежавю, – улыбнулся Такао и прищурился, продолжая смотреть на Мидориму в ожидании ответа, но тот упорно молчал. – Ладно, не обращайте внимания. – Он махнул рукой и скрылся в кухне, оставив Мидориму стоять в прихожей.
***
Про интервью Шинтаро уже не думал, разумеется. Отвечал на автомате, практически не задумываясь над сутью вопроса. Он даже не запомнил лица журналиста. Куда больше его интересовало, кто сможет ответить на его вопросы. А вопросов было множество – новые обстоятельства нужно было обдумать со всей тщательностью. Такао, безусловно, был здесь. В этом времени. В октябре 2015 года. Живой и настоящий. Щёлкал сейчас фотоаппаратом, создавая бесчисленное количество вспышек, ходил по его квартире, как у себя дома, периодически спотыкаясь о расставленные им же самим подставки, штативы и светоотражатели, подбирая нужный ракурс.
При этом Шинтаро совершенно точно знал, что Такао был и в ноябре 1990 года. Не менее живой и настоящий. А ещё он знал, что тот приходил к нему из будущего. Но машина времени была ещё не готова, за это он мог поручиться. Значит, этот Такао не мог оказаться в прошлом. Но он там был. С этого всё и началось, в конце концов. С того, что Такао спасал его из разных передряг, а потом исчезал. С того, что Такао обещал в последнюю их встречу, что они встретятся, но Шинтаро может его не вспомнить. Они встретились, и Шинтаро помнил. Вот только Такао не помнил его самого. Или он помнил, но только на уровне дежавю? Так же, как Шинтаро при их первой встрече в прошлом? Мидорима нахмурился и сжал в кулак забинтованные пальцы.
– Простите, это, вероятно, не слишком уместный вопрос, – поспешно проговорил корреспондент, очевидно, приняв реакцию Шинтаро на свой счёт. – Можете не отвечать, профессор, и я уберу этот пункт из протокола нашей встречи.
– Который час? – спросил Шинтаро.
– Без пяти десять, – отозвался Такао откуда-то сбоку, снова щёлкнув затвором.
– Последний вопрос, – взмолился журналист. – Скажите, профессор, есть ли реальная возможность, что учёные изобретут машину времени?
– Есть, разумеется, – кивнул Шинтаро, поднявшись. – Мне надо работать. Прошу прощения.
– Конечно! – салютовал корреспондент, пожав Мидориме руку. – Я уже ухожу. Такао?
– Ага, – крикнул тот вслед уходившему журналисту. – Пару снимков, – уточнил он и умоляюще уставился на Шинтаро. – Шин-чан, можете сесть в кресло, как сидели, и руку на подлокотник положить?
– Зачем? – нахмурился Мидорима.
– Надо, – коротко пояснил Такао и взял в руки висевший на шее фотоаппарат. – Увидите, когда получите фотографии.
Шинтаро послушно уселся в кресло в той позе, о которой просил Такао. Тот и правда щёлкнул камерой ещё два раза, посмотрел что-то на небольшом экране, довольно кивнул и слегка улыбнулся, после чего принялся складывать оборудование, напевая себе под нос ту самую мелодию про сердце-фейерверк, которую Шинтаро слышал утром из его наушников.
Когда он застегнул молнию на футляре со светоотражателем и удовлетворённо выдохнул, Шинтаро вдруг неожиданно вспомнил, что чувствовал каждый раз, когда Такао исчезал, – непонятное ощущение потери. Поэтому, повинуясь импульсу, пошёл вслед за Такао в прихожую, вместо того чтобы просто попросить захлопнуть за собой дверь. Хотя, что он мог сделать, чтобы его остановить? Сгрести в охапку, усадить на стул и начать рассказывать про путешествия во времени, про то, что они уже встречались и даже целовались? Бред, разумеется. Нужно было всё обдумать. Нужно было разработать план. Нужно не позволить ему больше исчезнуть.