Время, назад!
Шрифт:
Коротко стукнув в дверь кулаком, Мидорима распахнул створку и влетел в кабинет, тяжело дыша после быстрого бега. Профессор Накатани усаживал на стул у приоткрытого окна молодую глубоко беременную женщину и поднял на растрёпанного Шинтаро слегка растерянный взгляд.
– Мидорима, как удачно, что вы здесь, – мгновенно поздоровался он.
– П-пространственно-временной континуум, – выдал Шинтаро, совершенно забыв о приветствии, стараясь вложить в единственную фразу всё, что хотел
– Что? – не понял Накатани.
– Теория пространства и времени, разумеется, – уже увереннее произнёс Мидорима. – Я хочу заниматься теорией времени. Мне больше неинтересны светодиоды. Я буду изучать время, разумеется.
– Мидорима, вы в своём уме? У нас уже написана половина диссертации, – начал было спорить Накатани, но мгновенно осёкся, вновь обернувшись к сидевшей у окна женщине. – В любом случае, поговорим об этом позже. Сейчас вы должны остаться здесь с Натсуко-кун, а мне нужно срочно отойти на кафедру, там телефон.
– Т-телефон? – уточнил Шинтаро, не понимая, как можно было в этот момент думать о чём-то кроме временной петли.
– Нужно вызвать скорую, – пояснил Накатани.
Шинтаро непонимающе моргнул и перевёл взгляд на виновницу переполоха – Натсуко закусила нижнюю губу от боли и часто дышала, обхватив руками обтянутый оранжевым шерстяным свитером живот.
– Очнитесь, Мидорима! – прикрикнул Накатани, дёрнув Шинтаро за рукав. – Я вернусь через несколько минут.
Шинтаро растерянно оглянулся, едва захлопнулась дверь в кабинет, и сделал два инстинктивных шага назад, словно он собирался последовать за Накатани, однако наткнулся на стул, который с грохотом упал на пол. Неловко подняв злосчастный предмет мебели, он обернулся. Натсуко смотрела на него внимательно и слегка улыбалась. И что-то неуловимо знакомое было и в этой улыбке, и в хитром прищуре ясных серых глаз, и в оранжевом цвете.
– Такао? – невольно вырвалось у Мидоримы, и он во все глаза уставился на Натсуко, изучая удивительно живые черты её лица.
– Нет, моя фамилия Ямашита, – ответила она, улыбнувшись шире. – Ямашита Натсуко, приятно познакомиться.
– Мидорима Шинтаро, – представился он, зажмурившись и пытаясь стряхнуть странное наваждение. Этого просто не могло быть. Если только он всё же не был психом, и ему теперь не мерещился Такао на каждом шагу.
– Не надо так паниковать, Шин, – проговорила она иронично. – Я вовсе не умираю, всего лишь собираюсь родить ребёнка.
– Я это понял, разумеется, – смущённо пробормотал Шинтаро, поставив на место стул и сделав несколько шагов к ней.
– Вот так приходи пересдавать физику, – улыбнулась Натсуко. – Мне вообще-то ещё пару недель надо было доносить. Но он, – она ткнула себя тонким пальчиком в живот, – судя по всему, решил по-другому. Нетерпеливый маленький негодник, – ласково добавила она, проведя ладонью по животу.
– Мальчик? – задал абсолютно ненужный вопрос Шинтаро, не
– Сын, – с напускной гордостью проговорила она. – Надежда и опора.
– Поздравляю, разумеется, – проговорил Мидорима, старательно отводя взгляд.
– Вот не знаю, как назвать, – ответила Натсуко. – Хочется что-то яркое, запоминающееся, – она вздохнула. – Я думала про, например, Сачио. Как тебе?
– Звучит неплохо, разумеется, – ответил Шинтаро, поджав губы.
– Нет, тебе что-то не особо понравилось, судя по твоему кислому лицу, – заупрямилась она. – Не запомнилось. А мне хочется, чтобы запоминалось. Вот, предложи что-нибудь.
– Я… я не знаю, – смутился Мидорима. Ещё не хватало придумывать имя чужому ребёнку. У него своих проблем было по горло. Шинтаро окинул лежавшие на столе профессора Накатани книги и монографии и, выхватив первое попавшееся имя Макото Кобаяши, произнёс: – Макото.
– Ну нет, – фыркнула Натсуко. – Оно какое-то девчачье.
– Исаму, – сделал очередную попытку Мидорима, прочитав заголовок монографии Исаму Акасаки.
– Нет. Оно плохо сокращается, – пояснила она. – А я люблю сокращать имена. Вот, твоё, например, хорошо сокращается. Шин – звучит. А Иса – не звучит. Давай дальше.
Шинтаро вздохнул. Какой-то бред, разумеется. Как можно было спихивать ответственность за имя собственного ребёнка на человека, которого она впервые в жизни видит.
– И вообще, ты мне имена каких-то известных физиков, что ли, предлагаешь? – заинтересованно осведомилась она. – Попроще ничего нет?
– Ладно, – согласился Мидорима, наткнувшись на список участников студенческой конференции по естественным наукам и принявшись его изучать.
Шинтаро отчего-то поймал себя на мысли, что у Такао он имени так и не спросил. И, возможно, никогда его не узнает. Натсуко внимательно смотрела на него, прищурив серые глаза, и Шинтаро неожиданно почувствовал, будто имя он подбирает не для её абстрактного ребёнка, а именно для Такао. Взгляд скользил по списку, однако как назло не было ничего подходящего, пока он не увидел имя студента из Киото, который планировал читать доклад по биомолекулярной теории – Акиёши Казунари. Такао Казунари. «Звучит», – подумал Мидорима и поднял глаза на уставившуюся на него в ожидании Натсуко.
– Казунари, – проговорил Шинтаро. – Это моё последнее слово, разумеется.
– О! – восторженно воскликнула Натсуко. – Казу! Идёт! – она тепло улыбнулась, в очередной раз погладив живот.
Шинтаро облегчённо вздохнул, справившись с задачей, и принялся ходить вокруг неё кругами в бесполезной попытке подавить панику. Натсуко молчала, методично возя руками по животу, а потом снова зажмурилась, коротко выкрикнув:
– Вот ведь засранец!
– Я? – не понял Шинтаро, поджав губы.