Все лестницы ведут вниз
Шрифт:
Как рассуждала Лена, случившееся между ними — это обыденная внутренняя разборка среди девчонок одной породы, которые не редко случаются. Такого же мнения она и поныне, и, надо сказать, не безосновательно. Все эти Котовы, а особенно Ершовы, Зорины, а с ними и Воскресенская, мало, на ее взгляд, отличаются друг от друга — разница только в подходе. Они как-бы люди одинаковые, но начинающие свой путь с противоположных концов дороги, а потому с разным углом обзора, но похожим восприятием всей окружающей действительности.
Вполне вероятно — родись Аня в обеспеченной семье, имела бы она все для себя необходимое, вполне возможно, щеголяла бы в туфлях на высоких каблуках, подобно двум своим идейным соперницам,
Также и Воскресенская уже имела некоторое представление о своей будущей подруге. Отголоски первого впечатления Лена слышит по сей день в виде некоторых ругательств в свой адрес. За год довольно тесного общения Аня могла бы и измениться в своем мнении, тем более оно не соответствовало действительности. Но чрезмерное, раздутое упорство — это то, что во многом характеризует Воскресенскую Аню.
Достоинство же, в те дни неумолимо теряемое Леной, попиралось «шакалками» и примкнувшей к ним Котовой, которые не заполучив себе Аню, как девочку для битья, решили таковой сделать Лену из параллельного класса. Правда, с ней тяжелее было найти повода для задирок — как ни как, а Лена менее конфликтна, более покладистая и дружелюбная, да и не представляла из себя «нищее рыжеволосое убожество». Но долго ли надо лезть в карман для повода, если он так необходим?
Школьные дни стали долгими и унизительными, оставившими в памяти Лены множество неприятных образов, порой при воспоминании омрачающих ее лицо. Как же несчастная девочка могла дать сдачи двум, а не редко трем своим жестоким обидчицам, когда сама становится в ступор и разинув рот не знает что ответить, если кто обзовет ее каким неприличным словом или застанет буквально врасплох какой-либо претензией, нагло и напористо высказанной?
Не раз Аня видела, как Лена получает жгучие пощечины по лицу, или морщась пригибается к земле от тупой боли в животе. Или как пискляво покрикивает, либо таскаемая за волосы умоляет отпустить ее, все еще — возможно — надеясь на неожиданное сострадание сверстниц, которые только зверели от кротости и слез. Часто Лене приходилось лишь смирно стоять на месте ногами в рост или на коленях, беспомощно перенося свою не легкую и несправедливую участь. Видела Аня, как несчастную порой волокли за лестницу, откуда начинали доносится шлепки от соприкосновений нескольких ладоней с лицом жертвы. Со временем Лена научилась молчать и плакать без слез.
Уже тогда Аня пришла к выводу, что все окружающее — мир, не ее и ее быть не может; здесь все ей чужое, как и она чужая этому миру. Мысль эта подстегала меланхоличное настроение и апатию, от чего пропасть между ей — Аней и миром, который оказался не ее, все разрасталась и ширилась. Она спокойно наблюдала, как люди на той стороне ущелья все дальше уносятся вдаль, а когда и вовсе скрылись из виду, села Аня
Всматриваясь вниз, Аня не желала замечать происходящее вокруг нее, а что видела — не обращала внимание, ведь мир этот отдельно и она отдельно. Тогда еще вселенная не превратилась в ржавую банку, населенную голодными пауками. И на Ленку, эту «чудную куклу» — как назвала ее Аня — было все рано; «совсем похрену», выражалась она. Пусть эта странная планета сама по себе варится в собственном соку, и раз «кукла» оказалась по ту сторону вместе с этим «похабным мирком», значит это случилось по «их мерзкому закону», а скорее всего по отсутствию такового. Какой может быть закон у «этого комка грязи» плоть от плоти уродливого хаоса? — рассуждала Аня.
Тем не менее, всякий раз, когда Лену били по живому или спине, огревали щеки звонкими шлепками или дергали несчастную за волосы; насильно волокли немую от испуга под лестницу или останавливали по выходу из школы, сердце Ани щипало и обжигалось нахлынувшей волной горячей крови. Всякий раз, когда до ушей Ани доносился этот жалостливый плач, хныкания и стоны; когда Лена в отчаянии, все еще надеясь и веря в человеческие чувства обидчиц, просила и умоляла оставить ее в покое, Аня натыкалась на горькое чувство сострадания, а испытывая жалость, все больше ощущала стыд, обволакивающий ее с ног до головы, от чего Воскресенской становилось не хорошо и от омерзения начинало подташнивать. «Это мир проникает в меня своими слизкими щупальцами», — говорила она себе. Все это стало на столько невыносимо, что Аня старалась избегать случайно застать эту отвратительную сцену очередного унижения «куклы», а завидев ее, ускоривала шаг, либо разворачивалась в обратную сторону.
5
Был месяц май — светлый, жаркий и очень пыльный. Земля под натиском горячего солнца быстро высохла, а осадков все не было. Аня терпеть не могла такую погоду — в подобные дни только задыхаешься от жары дома и в школе. На улице делать нечего: глаза слепит, дышать тяжело, майка постоянно прилипает к спине, собаки на Речной попрятались, а на пруду укрытые в тени скамейки заняты — остальные же вобрали в себя обжигающий жар, как сковородка; да и пока дойдешь до пруда — спаришься, а ноги от бессилия перестанут держать. Приходя домой, Аня тут же открывала настежь все окна, заваривала сладкий чай и ставила чашку в холодильник, а потом ложилась на пол посреди комнаты, или в пустую прохладную ванную, ожидая, когда ее сироп остынет.
Напялив на свою рыжую голову кепку камуфляжного окраса, морщась от солнца, проклиная его на каждом шагу, Аня, выйдя из школы домой перебегала из тени в тень.
За школой располагался небольшой сквер, и если идти сразу домой, то лучше через него — так можно немного скоротать дорогу. Домой надо как можно быстрее — из зашторенных окон квартиры хотя-бы не проникает «адский свет долбанного солнца». Как назло, впереди она заметила «шакалок» и «живодерку» — как Аня называла Котову, а с ними, конечно же, объект их низкой злобы — не без этого «развлечения».
С обомлевшим лицом исключающим всякую надежду, Лена стояла сзади удерживаемая Танькой за руки, в чем не было никакой необходимости — и без того жертва стояла бы послушно, стыдливо ожидая, когда ее, побитую, оставят в покое. Напротив Лены стояла смелая Машка, с поучающе-сердитым и самодовольным видом, постоянно заносившая к своей шее правую руку, чтобы с размаху хлыстнуть по щеке Лены тыльной стороной кисти, от чего во рту возникал привкус крови. Рядом стояла всегда на подхвате, и часто переигрывавшая в «развлечениях» Настя Котова.