Всё не то, чем кажется
Шрифт:
Меня окружают люди, давно не видевшие новичков и жадные до свежих историй, а когда я озираюсь в поисках своей новой знакомой, то вижу, что она будто растворилась.
Глава 28. Ради друга можно и злодеем стать
Похоже, таков замысел этой необычной девушки — она в одиночку отправится выручать дракона, пока я у костра развлекаю остальных. По крайней мере, очень надеюсь, что я правильно её понял. Также хочется верить, что Дрейк ещё не сдался, не утратил силы и надежду.
— Рассказывай, друг! — кричат со всех сторон.
— Что ж, слушайте, — начинаю я, устраиваясь на земле. А сам думаю, что бы такого сочинить. Эти люди являются потомками преступников, но сами, пожалуй, не совершали никакого зла, потому не стоит выдумывать историю об убийствах. Мало ли, как ещё отнесутся.
— Кхе... кхе... — тяну я время. — Был я, значит, учеником ювелира в Четвёртом королевстве. А хозяин у меня был таким жадным да склочным, заставлял работать сутки напролёт, а за то лишь кормил, но держал впроголодь.
— И ты его убил! — старик, примостившийся рядом, радостно хлопает себя по костлявым коленям.
— Не мешай! Не перебивай! — шикают на него. Старик вздыхает и почёсывает клочковатую бороду.
— Был мой хозяин, значит, таким мерзким, с вечно кислой рожей, — продолжаю я, ещё не зная, как закончить. — И жена у него была под стать: лицо красное, сама крикливая, злобная...
— И ты её убил! — смеётся старик, брызгая слюной.
— Помолчи! — снова утихомиривают его люди.
— А ещё у моего хозяина была дочь, — говорю я. — Худющая такая скелетина, притом злая, как мать с отцом вместе. Вечно она находила недочёты в моей работе и требовала переделывать, даже если та работа и не касалась ювелирного дела. Я ведь и дом их убирал, и покупки делал...
— А-а, — визжит старик. — Так ты дочку-то ихнюю порешил!
Его оттаскивают подальше, чтобы не мешал.
— Жизнь моя, таким образом, была очень тяжёлая и печальная, — вздыхаю я.
— Ох, бедолага, — вздыхают вместе со мной сердобольные женщины.
— Знаю! Всех троих прикончил! — вопит старик из-за их спин. Затем слышатся какие-то странные звуки, и он замолкает.
— Говори дальше! — просят меня люди.
— Так вот, — медленно, растягивая слова, произношу я. — Было мне плохо, горько и тяжело. Но тут в моей мрачной и беспросветной жизни появился лучик света — в лавку хозяина зашла прекрасная девушка, которую я полюбил всем сердцем.
Женщины ахают и охают.
— Как звали-то её? — спрашивает, мечтательно улыбаясь, светлокосая девица.
— Андр... — почему-то срывается с моих губ. — Андраника! — спешно исправляюсь я.
— Какое необычное имя! — говорит кто-то.
— Не очень-то и красивое, — хмыкают девушки помоложе.
— И ты... её... кокнул! — доносится радостный вопль старика. Похоже, кто-то закрывал ему рот, но старик сумел на время освободиться.
— Ничего подобного, зачем мне её кокать, — притворно возмущаюсь я. — Я её полюбил и хотел, это, ну, чтоб и она меня тоже.
— Расскажи, какой она была! — просит одна из женщин. Её соседки кивают.
— Расскажи, как ты её порешил! — вновь вмешивается старик.
В задних рядах начинается возня, а затем в озеро с плеском что-то падает.
— Была она прекрасной, как принцесса в сказке, — говорю я. — Глаза синие, с золотыми искрами, как ночное звёздное небо.
Проклятый язык. Ну почему не голубые, как цветы на весеннем лугу, или не зелёные, как свежескошенная лесная трава? Почему не карие, как тёплая кора нагретого солнцем дуба?
— А волосы... — продолжаю я.
— Золотые? Рыжие? — слышатся предположения нетерпеливых девиц.
А у меня на языке крутятся чёрные, которые упоминать совершенно не хочу: а ну как история каким-то невероятным образом дойдёт до Дрейка? Со стыда сгореть можно. Застываю в задумчивости, глядя, как из толпы вновь выныривает макушка старика.
— Седые, — вдруг ляпаю я.
— Седые? А годков ей сколько было? — удивляются люди.
— Всего семнадцать, — вздыхаю я. — Но родные трагически погибли прямо на её глазах, тогда-то она и поседела.
— Ах, горе-то какое, — вздыхают женщины.
— Это ты их прикончил? — пробирается поближе к огню мокрый старик.
Двое мужчин берут его под руки и вновь куда-то уводят.
— Да что ж такое-то! — возмущается одна из жительниц деревни, складывая руки на груди. — Заприте где-нибудь старого дурня, он всё портит! Продолжай, малец, — ласково кивает она мне.
— Так вот, — говорю я. — Не знал я, как порадовать свою возлюбленную. Ничего-то у меня не было. Взял я у хозяина небольшой перстенёк, даже не думал, что он заметит, да только он всё примечал.
— ...и прикончил тебя за это! — крик старика сменяется бульканьем.
— Что мелешь! — возмущается народ. — Как же прикончил, если вот он парень, сидит перед нами!
— Стало быть, за кражу ты и здесь? — подводит итог рослый парень с рыжей бородой.
— Да, так и получилось, — киваю я.
Народ вокруг меня начинает суетиться. Кто-то хочет услышать больше о том, как я дарил девушке перстень, была ли она рада, призналась ли в ответной любви (это девицы), кто-то расспрашивает, как проходил суд.