Все ради любви
Шрифт:
Он стоял на крыльце, освещенный золотистым светом. Густой снегопад мешал разглядеть его лицо.
Машина остановилась. Лорен наблюдала за мужчиной через лобовое стекло.
Он спустился с крыльца, подошел поближе.
И вдруг Лорен поняла. Мужчина в джинсах и черной кожаной куртке — это Конлан. Она повернулась к Энджи и увидела, что та не отрываясь смотрит на мужчину, и глаза у нее стали огромными и засияли.
— Это он?
Энджи кивнула:
— Это мой Конлан.
— Ого, — восхищенно
Она вышла из машины, и Конлан направился к ней. Под его ботинками скрипел снег.
— Ты, наверное, Лорен. — Голос у него был низким и с хрипотцой.
Лорен с трудом подавила желание сбежать. Ей показалось, что в его голосе прозвучал гнев. Она в жизни не видела таких голубых глаз, и их взгляд буквально пронзал ее насквозь.
— Да, я Лорен.
— Конлан. — Энджи подошла к нему.
Он не повернулся к ней, а продолжал сверлить взглядом Лорен.
— Я приехал познакомиться с тобой.
26
Энджи видела: Конлан старается держаться на расстоянии от Лорен. Он, как доспехи, нацепил на себя присущую всем репортерам беспристрастность, словно считал, что сцепленные вместе металлические пластинки смогут защитить его. Он сидел с прямой спиной во главе стола и мешал карты. В течение последнего часа они играли и, не умолкая, разговаривали. Правда, Энджи не назвала бы это разговором, скорее, это был допрос.
— Ты разослала заявления в университеты? — спросил Конлан, раздавая карты.
На Лорен он не смотрел. Энджи хорошо знала этот старый репортерский трюк: не смотри на собеседника, пусть он думает, что вопрос несущественный, что ответ тебя не очень интересует.
— Да, — ответила Лорен, не отрывая взгляда от своих карт.
— В какие?
— В Южную Калифорнию. В Пеппердайн, Стэнфорд, Беркли, Университет Вашингтона и в Калифорнийский в Лос-Анджелесе.
— Ты думаешь, что сможешь учиться в университете?
Энджи прекрасно поняла, что имел в виду Конлан.
Она вскинула голову.
Что же касается Лорен, то на этот раз она оторвалась от карт и твердо посмотрела на Конлана.
— Я буду учиться.
— Тебе придется тяжело, — сказал он, вытаскивая карту и собираясь ходить.
— Не хочу показаться грубой, мистер Малоун, — уверенно проговорила Лорен, — но жизнь вообще тяжелая штука. Я получила стипендию в «Фиркресте», потому что никогда не сдавалась. По той же причине я получу стипендию и в университете. Чего бы это ни стоило, я ее получу.
— У тебя есть родственники, которые могли бы помочь?
— Мне помогает Энджи.
— А где твоя семья?
Ответ Лорен прозвучал очень тихо:
— У меня никого нет.
Бедняга Конлан! Энджи увидела, как он растаял — в одно мгновение, сидя во главе стола, с картами
Конлан прокашлялся.
— Энджи говорила мне, что тебя интересует журналистика.
Вот так: прочь с зыбкой почвы, переберемся на возвышенность.
Лорен кивнула. Она вела, имея на руках двойку бубен.
— Да.
Конлан пошел с короля.
— Может, когда-нибудь тебе захочется поработать со мной. Я представлю тебя кое-каким людям, помогу увидеть работу репортера изнутри. И давай сразу перейдем на «ты».
Энджи стало ясно: допрос закончился, начался приятный вечер в хорошей компании. Они еще с час поиграли в карты, Конлан рассказал несколько забавных историй из своей практики, Энджи и Лорен поведали о своих неудачах на кухонном поприще. Около десяти зазвонил телефон. Это был Дэвид, он звонил из Аспена. Лорен ушла наверх, чтобы поговорить с ним.
Конлан повернулся к Энджи. Впервые за вечер он решился посмотреть на нее.
— Зачем ты приехал? — спросила она.
— Сегодня же сочельник. А мы семья.
Ей захотелось броситься ему на шею, расцеловать его, но она напомнила себе, что, хотя они и прожили в любви многие годы, сейчас, как-никак, они были в разводе.
— Привычка — не самый весомый повод.
— Согласен.
— Это начало?
Конлан не успел ответить, потому что в комнату влетела сияющая Лорен.
— Он скучает по мне, — сообщила она, усаживаясь за стол.
Энджи и Конлан тут же уткнулись в свои карты. Еще час они провели, болтая ни о чем, но Энджи этот вечер показался чудесным. Она наслаждалась каждым мгновением, и, когда в полночь Лорен объявила, что идет спать, она попыталась удержать ее — уж больно ей не хотелось, чтобы волшебный вечер заканчивался.
— Энджи, — возразил Конлан, — пусть девочка вдет в кровать. Ведь Санта не придет, если она не заснет.
Лорен засмеялась. От ее юного, девчачьего, полного надежд смеха у Энджи потеплело на душе.
— Всем спокойной ночи, — сказала Лорен и обняла Энджи. — С Рождеством, — прошептала она ей, а затем, отстранившись, добавила: — Этот сочельник — лучший в моей жизни. — Улыбнувшись на прощание Конлану, она ушла.
После ее ухода в комнате стало слишком тихо.
— Как ты выдержишь ее беременность? — после непродолжительной паузы спросил Конлан странным тоном. Казалось, для него было мукой произносить каждое слово. — Сможешь ли ты не сломаться, глядя на то, как растет ее живот, чувствуя, как ребенок пихается, покупая для него одежду?