Все ради любви
Шрифт:
Квентин с улыбкой сказал:
— Ты не преувеличивала, ты действительно очень много знаешь о своем городе. (Это мне очень поможет.)
— Если бы ты попал сюда весной, когда в полном цвету азалии, нарциссы и все деревья, ты понял бы, почему его называют город-сад. Гринстрит считается одним из красивейших мест. — Она махнула рукой вперед. — Там медицинский колледж Джорджии, стоматологическая школа и исследовательский комплекс. Здесь моя старшая дочь училась в медицинской школе и в интернатуре, она детский врач. — Рэчел свернула на улицу Лэни Уолкер. — У нас еще есть техническая школа и колледж для черных — вот, прямо перед нами. — Повернув направо к центру и проехав несколько кварталов, она заметила: — И это место весной выглядит замечательно.
Через несколько минут, еще раз свернув, Рэчел остановилась на красный свет и, ожидая, пока загорится зеленый, сказала:
— Через несколько кварталов будет клуб «Кантри», а потом мы снова вернемся к «Джулиан Смит Казино» на Вашингтон-роуд. Слева, вверх по улице — колледж Огасты, на его территории есть замечательные здания времен Гражданской войны. Этот район называется Хилл, раньше здесь жили и проводили досуг богачи. В низинах досаждали наводнения и кусачие насекомые, поэтому они и селились здесь, повыше. В этом городе много семей с голубой кровью — владельцев состояний, переходящих из поколения в поколение, приверженцев старых традиций Юга. — Около Уолтон Вэй Рэчел свернула направо. — Плантаторы из глубинки тоже приезжали сюда на отдых. Это большое здание слева называлось Бонэр-отель, богачи и знаменитости останавливались здесь, скрываясь от северных зим. У нас зимы короче и мягче. Снег выпадает редко, хотя случаются даже снежные бури. Стоит ли говорить, что мы к ним непривычны и не подготовлены, так что каждый раз они приносят нам массу неприятностей, а нашим гостям с севера — истинное удовольствие.
Рэчел припарковала машину у Партридж Инн.
— Может быть, перекусим здесь? Тут хорошо готовят и обслуживают, а внутри приятно и спокойно. (И, надеюсь, достаточно уединенно, потому что люди моего круга днем сюда обычно не приходят.)
Квентин отстегнул ремень безопасности.
— Отлично. Я уже вполне готов перекусить.
Выйдя из машины, Рэчел сказала:
— АРС, школа, где прежде училась Керри, в двух кварталах отсюда, вниз по холму.
Они вошли в ресторан и сели. На столах, застеленных белыми скатертями, лежали салфетки, сложенные наподобие веера. Стулья были мягкими и удобными, мебель хорошего качества. Белые колонны, зелень и цветы, расставленные повсюду, украшали зал. Везде было чисто, звучала негромкая музыка, зал был хорошо освещен, и она не увидела никого из друзей и знакомых.
— Я понял, что ты имела в виду, Рэчел: здесь действительно очень мило.
Официантка принесла меню, подала чай со льдом.
— Здание старое, представляет собой историческую ценность, несколько лет назад его реставрировали. С верхнего этажа открывается прекрасный вид, и это очень удобное место для небольших приемов.
Когда они выбрали блюда и сделали заказ, Квентин спросил:
— Ты говорила, что одна из твоих дочерей детский врач?
— Да Карен, моя старшая — ей двадцать семь. (На одиннадцать лет моложе тебя.) Сейчас она на корабле, там собрались врачи, помогающие больным и страдающим детям в странах третьего мира. Карен уехала несколько недель назад и вернется в июне следующего года. По возвращении собирается выйти замуж и практиковать вместе с мужем, он врач и находится на том же корабле.
Они на несколько минут прервали разговор — принесли хлеб, масло и напитки.
— Они собираются жить и работать здесь?
— Надеюсь, что так, хотя они еще не решили.
— Ты должна гордиться ею.
Рэчел улыбнулась.
— Я и горжусь: она хорошая дочь и прекрасный врач.
Квентин отхлебнул чаю со льдом и продолжил расспрашивать:
— У тебя ведь есть еще одна дочь, верно? Он внимательно вслушивался в ее речь и следил за выражением лица. Ее зеленые глаза снова зажглись любовью, гордостью и счастьем. Любящая мать и счастливая семья вовсе не подходили к облику семьи Гейнсов, какими он знал их по словам Керри…
— Эвелин, ей двадцать пять. Она замужем за инженером по автомобилям. У нее двое детей, мальчику год, а девочке три. Они с мужем уехали в Японию до апреля следующего года. Эдди… — Рэчел на мгновение замолчала и отодвинулась, чтобы официантка могла поставить перед ней салат. Квентин протянул руку за своей тарелкой.
Когда официантка отошла, он попросил:
— Продолжай. Эдди что?
— Он работает в фирме «Хонда» в Реймонде, в Центре исследований, дизайна и разработок. Почти девяносто процентов их «Аккордов» и «Сивиков» собирают в Америке, это две основные модели, которые больше всего здесь покупают. Эдди будет изучать дело и весь год работать вместе с их инженерами. Мечтаю, чтобы они поскорее вернулись в Штаты: не люблю, когда дети так далеко от дома. Письма — совсем не то. Когда они переберутся в Огайо, можно будет чаще перезваниваться и ездить в гости.
Они дожевали свои салаты. Подошла официантка, принесла заказанные блюда, спросила, не нужно ли им еще чего-нибудь. Они отказались. Официантка забрала пустые тарелки, налила свежего чаю и принесла горячие булочки.
— Ты была права, — заметил Квентин, — здесь действительно отлично кормят и обслуживают.
Некоторое время они ели и пили молча, внимательно наблюдая друг за другом, и оба вспоминали прошлое. Официантка еще раз подошла проверить, все ли в порядке, и ушла.
— А ты не хотела поехать на Восток с дочерью и ее семьей?
Рэчел прожевала кусочек жареного цыпленка.
— С ними в Японию поехала мать Эдди, чтобы помочь Эвелин управляться с детьми, готовить и убирать, она жила с ними и в Огайо, с тех пор как умер ее муж. Барбара — замечательная женщина, они прекрасно уживаются, и я рада, что она составила моей дочери компанию в этой далекой стране. Если бы я поехала тоже, нам, наверное, было бы тесновато. Прежде чем они вернутся, я съезжу к ним в гости, где-нибудь после праздников.
Квентин отрезал себе ломтик ростбифа.
— А твоя семья?
— Мои родители умерли в 1977 году, один через несколько месяцев после другого. Я была поздним ребенком, мать родила меня в сорок лет. Им было уже по семьдесят, когда они умерли. Это печально, но еще печальнее в таком возрасте остаться одному после смерти любимого человека.
Квентин обратил внимание, что Рэчел подчеркнула последние слова. Насколько он знал, когда они встретились, Дэниела не было в живых около двух лет, но она не производила впечатления скорбящей вдовы.
— А семья Дэниела? Ты поддерживаешь с ними связь? — Он заметил, как напряглась Рэчел, как угасла ее улыбка, но она снова заставила себя расслабиться и улыбнуться.
— Два года назад они перебрались в пригород Чарльстона, их две дочери с семьями тоже переехали туда.
Квентин ждал продолжения, но она молчала. Он уловил уклончивость ее ответа и странное выражение в глазах — их прежний блеск словно замутился. «Здесь какие-то сложности», — подумал он.
— А ты и твоя семья? — спросила Рэчел.