Все ради любви
Шрифт:
В воскресенье, в восемь часов вечера, двадцать первого июля, Рэчел сидела перед телевизором в своей большой гостиной, с нетерпением ожидая начала второй предварительной игры, мечтая увидеть Квентина на экране хотя бы на несколько минут. Команды выбежали на поле, выстроились и поприветствовали друг друга. Ей было безразлично, что бушует гроза, заливая Огасту очередными дюймами осадков: ее интересовали только очки, которые появятся на счету Человека с Золотой Рукой.
Подбросили монетку, команды заняли свои позиции, игроки приготовились. Прошли часы, был сделан первый удар по мячу, и команды ринулись навстречу друг другу, в отчаянную битву за победу. Матч начался.
Рэчел смотрела напряженно, моля Бога, чтобы Квентин участвовал в игре и сделал это лучшим образом. Ее волнение росло с каждой минутой. Она поймала себя на том, что называет счет и объявляет штрафные прежде, чем это сделают судьи. Сердце ее подскочило от радости, она задрожала от волнения, когда Квентин возглавил команду до конца первой четверти матча. Она смеялась, подбадривая своего любимого, а он играл без ошибок и замечательно талантливо. Она пришла в восторг, когда комментатор похвалил его мастерство.
Она не отрывала взгляда от экрана, волнуясь за его безопасность, восхищалась точными и ловкими движениями. Когда включался крупный план, она видела его темные волосы, выбившиеся из-под шлема. Квентин был так хорош, что у нее захватывало дух. Тело его было стройным и мускулистым, спортивная форма ладно облегала его. Ей безумно хотелось быть с ним, коснуться его, снова слиться с ним воедино. Она привыкла к тому, что они часто занимались любовью, и теперь ей не хватало его близости.
Было уже поздно, но Рэчел даже ни разу не зевнула. Квентин выходил на поле по крайней мере дважды в каждой четверти матча и блистал, словно звезда, которой он и был. После окончания игры он давал интервью в раздевалке, и она не могла отвести от него глаз, вслушиваясь в каждое сказанное им слово. Когда Квентина спросили, каковы будут его планы, если он не войдет в команду, он ослепительно улыбнулся и ответил, что подумает об этом тогда, когда это случится, если случится.
— Спокойной ночи, любимый. — Рэчел нажала кнопку, выключая телевизор, не подозревая о трагедии, уже нависшей над ним.
Глава 15
Когда Квентин позвонил в понедельник, Рэчел со смехом спросила:
— Ты все еще витаешь в облаках или снова коснулся ногами земли?
— Похоже, все еще витаю, — признался он и добавил: — Вот это была игра: такую я люблю. И тебя люблю. Я думаю, что у меня так хорошо все получается благодаря тебе. Даже если моя карьера скоро закончится, она была великолепна, и у меня есть ты, и ранчо ждет меня.
Хотя он говорил искренне и в приподнятом тоне, Рэчел уловила в его интонациях желание поскорее закончить сезон, сделав отличную работу, и уйти гордо и на собственных условиях. Она надеялась, что такая возможность у него будет, что он уйдет с триумфом и не получит новых серьезных травм, ведь правое колено и левое плечо — его слабые места.
— Я рада, что ты так говоришь. Ты, по-видимому, счастлив и уверен в себе.
— Благодаря тебе и двум моим последним удачным играм. Я примирюсь с неизбежным: у меня нет выбора, но мне очень хочется отыграть сезон полностью.
Ей хотелось поддержать его, дать ему веру, а не пустые надежды.
— Я знаю, что ты на верном пути: играешь ты великолепно. Хотела бы я так же хорошо играть в теннис, как ты в футбол. Сегодня я играла с Бетти Бирке — ее партнерша в последний момент не пришла. Я уже очень давно не выходила на корт, играла плохо, но удовольствие мы получили: она не жаждала моей крови, чем грешат многие любители спорта, играя со слабыми партнерами.
Квентин заметил, что она меняет тему, понял, почему, и мысленно поблагодарил ее за это.
— Ты не слишком утомляешься, работая над книгой?
— Нет, сегодня потратила на нее пять часов и завтра собираюсь сделать то же самое. Чуть не забыла, в среду вечером меня не будет дома. Скотт уезжает по делам, так что я останусь у Бекки, мы должны все подготовить для аукциона — он состоится в следующую субботу. Нужно все закончить к четвергу и отдать печатать списки. Мы ждали до последней минуты, потому что вещи все еще поступают, и их надо включать в список. Если я тебе понадоблюсь, звони Скотту.
— Я позвоню завтра вечером, а потом в пятницу. В среду днем мы отправляемся в Новый Орлеан. В четверг — последняя предварительная игра. Затем начнут заключать окончательные контракты и проводить сокращения. Вот это и будет, Рэчел, мой момент истины. Я не могу позволить себе ни одной ошибки: если руки или голова подведут меня, со мной все кончено.
— Удачи тебе, Квентин, но думаю, ты не нуждаешься в моих пожеланиях: все будет отлично, я уверена.
— Так многие считают, но я не могу представить, как тренер Швитцер сможет предпочесть меня, а не любого из остальных трех квотербеков.
— Судя по тому, что я видела, ты дашь им всем сто очков вперед. Твоего мастерства и опыта хватит на двоих.
— Но они молодые и здоровые, не то, что я.
— Каждый из них может в любой момент тоже получить травму. Предварительные игры — дело нешуточное.
— Наша работа зависит от того, как мы себя на них покажем. Я очень хочу играть, Рэчел, но, если не выйдет, это не смертельно, ведь у меня есть ты. Если бы у меня не было в будущем ничего настолько важного, я бы уже с ума сходил.
— Я рада, что так много для тебя значу.
— Скоро ты станешь моей жизнью, моим миром, моей карьерой. Почему бы тебе не приехать в Даллас одиннадцатого сентября, когда мы будем играть с Хьюстоном? (Если я еще буду «Ковбоем».) Первая игра сезона — в Питтсбурге, четвертого, но лучше, если ты приедешь сюда, чтобы посмотреть ранчо и решить, будут ли у тебя какие-нибудь предложения к Скотту, прежде чем начнутся работы. Раз уж ты будешь здесь жить и писать, то, возможно, захочешь что-нибудь изменить. Думаю, что уютный кабинет — как раз то, что тебе нужно, чтобы писать свои истории. Обещаю, что не буду тебе мешать, пока горит лампа на твоем рабочем столе.