Все себя дурно ведут
Шрифт:
А тем временем Хэдли в Париже лечилась от гриппа. В телеграммах Хемингуэй умолял ее присоединиться к нему, как только она снова будет «в состоянии путешествовать» [185] . Вскоре жена достаточно оправилась, чтобы двинуться в путь. И когда собиралась, приняла любопытное решение: в один из саквояжей она сложила рукописи Хемингуэя – рассказы, поэзию, первый роман и все машинописные копии этих произведений. Почти весь литературный архив, имевшийся на то время у Хемингуэя, должен был соседствовать в поездке с ее одеждой и туалетными принадлежностями. Позднее Хэдли объясняла, что Хемингуэй в письмах пел дифирамбы Стеффенсу, и она не сомневалась, что муж пожелает показать ему другие свои тексты [186] . О том, что случилось дальше, супруги Хемингуэй вспоминали до конца своих дней.
185
«В состоянии…»: телеграмма Эрнеста Хемингуэя Хэдли Хемингуэй, 25 ноября 1922 г., в «Письма Эрнеста Хемингуэя, том I, 1907–1922 гг.», под ред. Сандры Спаньер и Роберта У. Трогдона; eds. Sandra Spanier and Robert W. Trogdon, The Letters of Ernest Hemingway, Volume I, 1907–1922, Cambridge: Cambridge University Press, 2011, стр. 369.
186
Позднее Хэдли Хемингуэй рассказывала биографу Чарльзу Фентону, что сама приняла решение привезти в Лозанну все произведения Хемингуэя, потому что «в письмах Эрнест пел дифирамбы своему новому другу Линкольну Стеффенсу, который, как я считала, захочет увидеть эти главы». (Источник: Чарльз Фентон, «Эрнест Хемингуэй на пути к мастерству: ранние годы» (Charles Fenton, The Apprenticeship of Ernest Hemingway: The Early Years, The Compass Books Edition, New York: The Viking Press, 1965), стр. 196). Однако истинные мотивы остаются предметом споров.
Хэдли прибыла на Лионский вокзал, оставила багаж в купе экспресса «Париж – Лозанна», а затем вышла из вагона, чтобы купить воды и газету. До отхода поезда еще оставалось время, и она медлила на перроне, болтая с корреспондентами, которые тоже направлялись на конференцию. Когда же Хэдли наконец вернулась в свое купе, небольшой саквояж с рукописями Хемингуэя исчез.
В панике и отчаянии Хэдли тем не менее отправилась в путь. В Лозанне на вокзале ее встречал Хемингуэй. Рядом с ним стоял Линкольн Стеффенс. Всхлипывающая Хэдли вышла из вагона.
«Она плакала, плакала и не могла ничего объяснить, – позднее вспоминал Хемингуэй. – Я прежде не видел, чтобы человек так огорчался из-за чего-то, кроме смерти и невыносимых страданий, – разве что Хэдли, когда она рассказывала мне о пропаже» [187] .
Хемингуэй оставил кого-то вместо себя освещать конференцию и вернулся в Париж. Поначалу ему не верилось, что Хэдли действительно собрала рукописи, его произведения, но как только он вошел в квартиру, то понял, что она действительно везла ему все, что он успел написать. «Я помню, что я делал в ту ночь, когда вошел в квартиру и увидел, что так оно и есть», – писал он [188] . Но об этом таинственном, возможно, скандальном происшествии Хемингуэй так ничего и не узнал [189] .
187
«Она плакала…»: Эрнест Хемингуэй, «Праздник, который всегда с тобой. Авторская редакция» (Ernest Hemingway, A Moveable Feast: The Restored Edition, New York: Scribner, 2009), стр. 70.
188
«Я помню, что…»: там же, стр. 70. Время этой поездки в Париж не установлено. Принято считать, что она произошла сразу же, хотя в письме от 23 января 1923 г. Хемингуэя Эзре Паунду сказано, что поездка состоялась через несколько недель после злополучного приезда Хэдли в Лозанну: «На прошлой неделе я ездил в Париж, посмотреть, что осталось».
189
Это таинственное происшествие могло иметь самое прозаическое объяснение. Если верить беллетризованному рассказу о краже и возвращении Хемингуэя в Париж, чтобы подтвердить полную потерю, то есть опубликованному посмертно рассказу «Незнакомая страна», то Хемингуэй буквально заполз в спальню и улегся, обнимая в отчаянии две подушки. После этого безутешный персонаж-писатель поведал о том, что случилось с неряшливой консьержкой дома, которая сначала сочувственно всхлипывала у него на груди, а потом отправила его ужинать в местное кафе. (Источник: Эрнест Хемингуэй, «Незнакомая страна», в Ernest Hemingway, The Strange Country, The Complete Short Stories of Ernest Hemingway: The Finca Vigia Edition, New York: Scribner, 2003), 648–649). Дальнейшие примечания о форме «Незнакомой страны»: примечание редактора в этом конкретном издании рассказов объясняет, что «Незнакомая страна» включает четыре главы незаконченного романа, над которым Хемингуэй работал в 1946–1947 и в 1950–1951 гг. Эти сцены представляют собой предварительный материал для ранней версии «Островов в океане», романа, опубликованного посмертно в 1970 г. (Примечание редактора, там же, стр. 605). В примечании редактора в Эрнест Хемингуэй, «И восходит солнце» (Ernest Hemingway, The Sun Also Rises: The Hemingway Library Edition, New York: Scribner, 2014), стр. 287, это произведение названо как «посмертно опубликованный рассказ».
«Никакие попытки отыскать саквояж не увенчались успехом, – вспоминала Хэдли. – А Эрнест был настолько глубоко погружен в эту работу, что, по-моему, так никогда и не оправился от боли, вызванной невосполнимой потерей» [190] . Исчезновение дебютного романа, который Хэдли называла «святыней», стало для Хемингуэя особенно ощутимым ударом, добавляла она.
Если это правда, значит, Хемингуэй был весьма снисходителен к Хэдли, когда речь шла о том, что его друг Билл Смит звал «великим ограблением поезда» – по крайней мере на бумаге, вспоминая этот ужасный инцидент много лет спустя [191] . Бедняжка Хэдли была, как он писал, «прелестной и преданной, просто ей не везло с рукописями» [192] . Хемингуэй никогда, в сущности, не винил ее, как утверждал он в другом случае. Ведь «никто не нанимал ее выполнять функции хранителя рукописей», продолжал Хемингуэй, добавляя, что «то, что она действительно должна была делать – выполнять обязанности жены, – она делала чертовски здорово» [193] . (Справедливости ради отметим, что подобные великодушные заявления были сделаны после того, как прошло более четверти века, и гнев успел остыть.)
190
«Никакие попытки…»: Чарльз Фентон, «Эрнест Хемингуэй на пути к мастерству: ранние годы» (Charles Fenton, The Apprenticeship of Ernest Hemingway: The Early Years, The Compass Books Edition, New York: The Viking Press, 1965), стр. 196.
191
«Великое ограбление…»: это выражение применительно к краже рукописей Хемингуэя в поезде Париж – Лозанна придумал друг Хемингуэя Билл Смит, о чем упоминается в Дональд Сент-Джон «Интервью с „Биллом Гортоном“ Хемингуэя», The Connecticut Review I, 2 (1968 г.) и III, 1 (1969 г.), в «Хемингуэй и закат», под ред. Бертрама Д. Сарасона (ed. Bertram D. Sarason, Hemingway and the Sun Set, Washington, D.C.: NCR/Microcard Editions, 1972), стр. 175.
192
«Прелестной и преданной…»: Эрнест Хемингуэй, вступление к «Памятке Хемингуэя» под ред. Ли Сэмюэлс (A Hemingway Check List, Lee Samuels ed., New York: Charles Scribner's Sons, 1951), стр. 6.
193
«Никто не нанимал…»: А. Э. Хотчнер, «Папа Хемингуэй», (A. E. Hotchner, Papa Hemingway, New York: Random House, 1966), стр. 160.
Черный юмор помог Хемингуэю пережить потерю. Когда «Cosmopolitan» отверг и вернул ему «Моего старика», он начал называть этот рассказ «Das Kapital», утверждая, что он внезапно стал его единственным «литературным капиталом» [194] . На самом деле не единственным: «непристойный» рассказ «У нас в Мичигане» тоже уцелел, потому что «по какой-то причине завалялся в ящике стола, отдельно от других рукописей» [195] .
Хемингуэй добивался сочувствия от своих новых наставников, однако нянчиться с ним никто не собирался. «Вы, наверное, слышали, что я лишился своих ювенилий? – писал он Эзре Паунду через несколько недель после кражи. – Вы, конечно, сказали бы „вот и хорошо“ и т. п. Только не говорите мне это. Я еще не в том настроении. На эту чертову писанину я потратил 3 года» [196] . Эзра ответил, что это «Божья воля» и добавил, что Хемингуэю следовало бы попытаться восстановить утраченное. Ведь память – лучший редактор, написал он. А Гертруде Стайн с самого начала не нравился его роман.
194
«Das Kapital» и «литературным капиталом…»: Эрнест Хемингуэй, вступление к «Памятке Хемингуэя» под ред. Ли Сэмюэлс (A Hemingway Check List, Lee Samuels ed., New York: Charles Scribner's Sons, 1951), стр. 6. В январе 1923 г. Хемингуэй сказал Эзре Паунду, что даже этих материалов у него не было: все, что он сумел восстановить на тот момент, – «три карандашных наброска паршивого стишка», несколько писем и перепечаток статей. Письмо Эрнеста Хемингуэя Эзре Паунду, 23 января 1923 г., в «Письмах Эрнеста Хемингуэя, 1923–1925 гг.», том 2, под ред. Альберта Дефацио-третьего, Сандры Спаньер и Роберта У. Трогдона (eds. Albert Defazio III, Sandra Spanier, Robert W. Trogdon, The Letters of Ernest Hemingway, 1923–1925, Volume 2, Cambridge: Cambridge University Press, 2013), стр. 6.
195
«В ящике стола…»: Эрнест Хемингуэй, «Праздник, который всегда с тобой. Авторская редакция» (Ernest Hemingway, A Moveable Feast: The Restored Edition, New York: Scribner, 2009), стр. 69.
196
«Вы, наверное…»: письмо Эрнеста Хемингуэя Эзре Паунду, 23 января 1923 г., в «Письма Эрнеста Хемингуэя, 1923–1925 гг.», том 2, под ред. Альберта Дефацио-третьего, Сандры Спаньер и Роберта У. Трогдона (eds. Albert Defazio III, Sandra Spanier, Robert W. Trogdon, The Letters of Ernest Hemingway, 1923–1925, Volume 2, Cambridge: Cambridge University Press, 2013), стр. 6.
Хемингуэй скрепя сердце признал, что, «возможно, эта потеря и к лучшему» [197] . С его точки зрения, вопрос не стоял о воссоздании всего утраченного, его вынудили начать с чистого листа. Однако то, что появилось дальше, почти неизбежно должно было стать улучшенным вариантом того, что потерялось. Ведь создавать его предстояло в атмосфере интеллектуального Парижа, руководствуясь наставлениями Паунда и Стайн. Теперь ранние работы вместо того, чтобы отдавать «ювенилиями», придадут ему сходство с Афиной, которая родилась полностью зрелой из лба Зевса. В сущности, в наличии имелось не только глубокое влияние: Хемингуэй уже приготовился подняться еще выше и заявить о себе дерзким и новым, своим собственным голосом.
197
«Возможно, и…»: Эрнест Хемингуэй, «Праздник, который всегда с тобой. Авторская редакция» (Ernest Hemingway, A Moveable Feast: The Restored Edition, New York: Scribner, 2009), стр. 70. По крайней мере, один из его современников считал потерю «ювенилий» Хемингуэя счастливым случаем; сегодня некоторые эксперты согласны с ним. Эта кража – «лучшее, что когда-либо случалось с ним», – утверждает основатель Общества Хемингуэя Аллен Джозефс. (Источник: интервью Аллена Джозефса, данное Лесли М. М. Блум 1 апреля 2014 г.). Специалист по Хемингуэю Г. Р. Стоунбэк добавляет, что если бы эти материалы не потерялись, реестр ранних работ его «выглядел бы как „Мой старик“, то есть в стиле Шервуда Андерсона». (Источник: интервью Г. Р. Стоунбэка, данное Лесли М. М. Блум 2 июня 2014 г.) Оба эксперта указывают, что писателям свойственно переписывать то, что уже имеется под рукой, но теперь Хемингуэю пришлось начинать с чистого листа.
«Я знаю, к чему стремлюсь в прозе, – писал он Эзре Паунду. – И если только она не чертовски хороша, я пойму это» [198] .
К концу января 1923 года Хемингуэй сообщил Паунду, что уже работает над новым материалом.
Годы спустя Хемингуэй создал для неопубликованного рассказа «Незнакомая страна» (The Strange Country) персонаж, жена которого потеряла все его ранние произведения. И хотя этот человек, Роджер, отчаянно тосковал по потерянным рассказам, он «уже видел, как заметно над водой, когда ветер уносит грозу в океан, что мог бы написать роман получше» [199] .
198
«Я знаю, к чему…»: письмо Эрнеста Хемингуэя Эзре Паунду, 8 ноября 1922 г., в «Письмах Эрнеста Хемингуэя, том I, 1907–1922 гг.», под ред. Сандры Спаньер и Роберта У. Трогдона; eds. Sandra Spanier and Robert W. Trogdon, The Letters of Ernest Hemingway, Volume I, 1907–1922, Cambridge: Cambridge University Press, 2011, стр. 369.
199
«Уже видел, как…»: Эрнест Хемингуэй, «Незнакомая страна», в Ernest Hemingway, The Strange Country, The Complete Short Stories of Ernest Hemingway: The Finca Vigia Edition, New York: Scribner, 2003), стр. 650.
В феврале того года Хемингуэй с женой отправился в Рапалло, Италия, где жили Эзра и Дороти Паунд. Атмосфера в этих местах, казалось, обещала скорое выздоровление – свежий инжир, хорошее вино, теплый итальянский хлеб, долгие прогулки и теннисные матчи с Паундами.
Но вместе с тем существовала и пугающая перспектива создания совершенно нового литературного наследия. Поначалу процесс был мучительным, и Хемингуэй требовал поддержки у Паунда и Стайн. Он работает не покладая рук, сообщал он Стайн, и уже закончил пару новых вещей. Все ее уроки Хемингуэй держал в памяти, но добавлял, что если она хочет посоветовать ему что-нибудь еще, пусть напишет [200] . А пока его отношения с Хэдли немного наладились: в настоящее время, как писал он украдкой, он чувствует себя самым счастливым в постели с ней [201] .
200
Хемингуэй умоляет Стайн о советах и поддержке: письмо Эрнеста Хемингуэя Гертруде Стайн, 18 февраля 1923 г., перепечатанное в «Письмах Эрнеста Хемингуэя, 1923–1925 гг.», том 2, под ред. Альберта Дефацио-третьего, Сандры Спаньер и Роберта У. Трогдона (eds. Albert Defazio III, Sandra Spanier, Robert W. Trogdon, The Letters of Ernest Hemingway, 1923–1925, Volume 2, Cambridge: Cambridge University Press, 2013), стр. 11.
201
«Самым счастливым…»: биограф Карлос Бейкер цитирует эти слова по «обрывку без даты», но датирует его «ок. февраль 1923 г.» и относит к написанным в Рапалло (Карлос Бейкер, «Эрнест Хемингуэй: история жизни» (Carlos Baker, Ernest Hemingway: A Life Story, New York: Charles Scribner's Sons, 1969), стр. 580. Также фрагмент приведен у Майкла Рейнольдса в «Хемингуэй: парижские годы» (Michael Reynolds, Hemingway: The Paris Years, New York: W. W. Norton & Company, 1999), стр. 104: «В постели мы самые счастливые. В постели мы довольны. В постели нет никаких проблем».
Точнее, чувствовал, пока Хэдли не сообщила мужу, что беременна. В Лозанну она прибыла не только без рукописей, но и без средств контрацепции, о чем предусмотрительно уведомила Хемингуэя, однако они решили все равно попытать удачу. Подобный поворот событий явно шокировал Хемингуэя. Едва вернувшись в Париж, он бросился искать убежища в салоне Стайн.
«Он пришел к нам часов в десять утра и остался, – вспоминала Стайн. – Он остался к обеду, до самого вечера, потом остался к ужину, а затем сидел часов, наверное, до десяти вечера и вдруг неожиданно заявил, что его жена в положении».
«Я еще слишком молод, чтобы стать отцом», – с горечью сказал им Хемингуэй.
Стайн и Токлас «утешили его как сумели и выпроводили восвояси» [202] . Но сочувствие Стайн имело свои пределы: данный инцидент невероятно позабавил ее, и она рассказала о нем Хэдли, которой, вероятно, было не до смеха [203] .
В общем, уже второй раз за последние месяцы Хэдли принесла Хемингуэю неприятные известия. Предполагалось в конце лета вернуться в Канаду, где Хемингуэй должен был занять пост штатного корреспондента «Toronto Star», чтобы обеспечить молодой семье дополнительную стабильность в первый год жизни малыша. Похоже, сам Хемингуэй воспринимал отцовство и возвращение к штатной работе журналистом на полный день как двойной приговор к тюремному заключению. Вдобавок его не прельщала перспектива поменять Европу на Торонто. Но, по крайней мере, «Star» предложил ему неплохую зарплату – 125 долларов в неделю [204] .
202
«Он пришел…», «я еще слишком…» и «утешили его как…»: Гертруда Стайн, «Автобиография Алисы Б. Токлас» (Gertrude Stein, The Autobiography of Alice B. Toklas, Vintage Books Edition, New York: Vintage Books, 1990), стр. 213.
203
Стайн рассказывает Хэдли о том, что Хемингуэй расстроен перспективой отцовства: Элис Хант Соколофф, «Хэдли: первая миссис Хемингуэй» (Alice Hunt Sokoloff, Hadley: The First Mrs. Hemingway, New York: Dodd, Mead & Company, 1973), стр. 61. Других знакомых Хемингуэя озадачило его отношение к пополнению в семье и явное отрицание своей роли в этом вопросе. Редактор Роберт Макэлмон вспоминает инцидент, якобы состоявшийся годом позднее: Хемингуэй и Хэдли гуляли с друзьями; Хемингуэй беспокоился, что Хэдли снова забеременела. «Он втолковывал Хэдли, что нет ничего смешного в том, что у них будет слишком много детей в его возрасте, – писал Макэлмон. – Он воспринимал это как трагедию, и Хэдли тоже расстроилась. Наконец Салли Берд, которая шла впереди с Биллом и со мной, обернулась и сказала Хемингуэю: „Хватит вести себя как болван и плакса. В этом есть и ваша вина. Надо было либо не допустить этого, либо смириться“»198. (Источник: Роберт Макэлмон, «Вместе с гениями» (Robert McAlmon, Being Geniuses Together, 1920–1930, San Francisco, North Point Press, 1984), стр. 246–247).
204
125 долларов в неделю в 1923 г. равны примерно 1700 долларам в неделю в 2015 г. – то есть годовому доходу 88 тысяч долларов.